Координат месторождений особо не знаю, так, примерно могу показать, где в моем времени была алмазная столица России город Мирный. Ну еще, пожалуй, примерно районы добычи нефти и газа. Знание событий будущего, конечно, руководству государства пригодится для принятия решений, поможет избежать многих ошибок, но для этого надо выйти на это самое руководство.
Из технических знаний особо ничего полезного у меня нет. Ну знаю я, как выглядит автомат Калашникова, разобрать-собрать могу, настрелялся в армии в свое время, но воспроизвести его вряд ли получится. Хотя…
Было у меня одно увлечение, которое может мне и здесь пригодиться. Вертолеты. Когда учился летать а аэроклубе, был там один энтузиаст, который собирал самодельный одновинтовой вертолет с автомобильным двигателем. Мне стало интересно, и я взялся помогать ему. Все целиком делали сами. Те же несущие лопасти сами рассчитали и сами изготовили. И ведь взлетел наш «Птах», такое название дали своему детищу, и хорошо взлетел. Налетались на нем до одури. Машинка получилась легкая, надежная. Двоих не самых хилых мужиков запросто поднимала.
Потом конструктор и хозяин вертолета продал его кому-то, чтобы оплатить учебу дочери. Продал и тут же начал строить другой, уже соосной системы. Почти два года мы с ним из гаража не вылезали, но «Птах-2» у нас тоже полетел. Тогда я буквально заболел винтокрылыми машинами, даже несколько лет проработал в Кумертау на вертолетном заводе.
Сейчас вертолеты только-только делают робкие шаги в небо. В Германии в 1936 году взлетел двухвинтовой вертолет с поперечным расположением винтов Focke-Wulf Fw 61. В Америке над своим Vought-Sikorsky VS-300 (S-46) вовсю работает Игорь Сикорский, да и здесь, в СССР, в 1930-е годы пытались создать нечто похожее. Так что есть все шансы войти в плеяду пионеров винтокрылой авиации.
Протяжный заводской гудок прервал мои размышления. Четырнадцать часов. Я выставил на своих часах точное время и вновь погрузился в думы. Вариант открыться тоже стоит рассматривать с точки зрения пятьдесят на пятьдесят. Есть все шансы, что меня просто закроют в самый глубокий, может быть, даже комфортабельный подвал и будут выжимать информацию, пока не выжмут досуха. И не факт, что потом по-тихому не прикопают где-нибудь, чтобы не допустить попадания такого ценного источника информации не в те руки.
Так что придется давать информацию дозированно и анонимно, не раскрываясь до поры, а тем временем завоевывать авторитет в качестве конструктора вертолетов. Наверное, это будет правильно. Просто сидеть и знать, что мог спасти кого-то из тех почти тридцати миллионов погибших в годы войны и не сделал для этого ничего, я не смогу. Мне совесть просто не позволит.
Ладно, с этим определился. Ясно все станет после разговора с братом Татьяны, который, как я понял, является сотрудником НКВД. Может статься, что он меня просто арестует как подозрительную личность. Вот с ним, скорее всего, придется играть в игру «тут помню — тут не помню».
Если все пройдет нормально, то можно будет начинать как-то строить свою жизнь в этом времени. Насколько я помню, аэроклуб в Белорецке в эти годы уже вовсю работал, а значит, какая-никакая база, на которую можно опереться в своей работе, есть. Черт! Слишком много неясностей и допущений, чтобы четко строить какие-либо планы. Все же вначале надо легализоваться.
Я так сильно погрузился в свои мысли, лежа на топчане, что не услышал, как кто-то подошел к двери. Обернувшись на звук открывшейся двери, я ожидал (да и хотел) увидеть Татьяну, но вместо нее вошел колоритный мужик в старой, но чистой гимнастерке, подпоясанный ремнем, в брюках защитного цвета, заправленных в довольно поношенные сапоги, со шрамом на лице, опиравшийся на костыль. Похоже, мой спаситель, дядя Федя вернулся.
Я встал с топчана и хотел было поздороваться, но вошедший опередил меня.
— Ну здравствуй, мил человек! Я гляжу, оклемался?
Николай.
Старший оперуполномоченный НКВД Николай Сазонов сидел на заднем сиденье видавшего виды ГАЗ-А, погруженный в невеселые думы. Этому не мешали тряская дорога и подвывание двигателя машины. Пришедший в органы по комсомольской путевке, он с самых ранних лет обладал обостренным чувством справедливости и считал, что все в жизни должно быть по совести.
То, чему он стал свидетелем сейчас, участвуя в операции по аресту, как было написано в анонимном доносе, бывшего кулака, бандита и контрреволюционера-троцкиста, в селе Ломовка, полностью противоречило его убеждениям. Буквально только что начальник Белорецкой районной милиции лично при обыске «нашел» в хлеву у колхозника старый потертый обрез и уже тронутый ржавчиной револьвер. И все бы ничего, если бы Николай буквально за полчаса до операции эти самые обрез и револьвер не видел лежащими на полу в машине главного милиционера района[5]. Получается, что либо он сам, либо кто-то из его подчиненных подбросили это оружие арестованному.