Гезерен снял рукавицы и посмотрел на свои руки. Они были белы, как снег, но обморожение исчезло, он снова мог шевелить пальцами и мог стоять на ногах. И он больше не чувствовал ни боли, ни холода, ни голода.
Тогда он увидел далеко на льду, в северном направлении, белую башню, похожую на башню замка, и человеческую фигуру, которая двигалась от того далекого места по направлению к нему. Через минуту Гезерен увидел, что этот неизвестный — наг, что у него белая кожа и белые волосы. Еще минута — и он уже приблизился на расстояние голоса. Гезерен спросил:
— Ты кто?
Белый человек ответил:
— Я твой брат и кеммеринг Хоуди.
Его брат, который покончил с собой, носил имя Хоуди. И Гезерен увидел, что у белого человека черты лица и тело его брата, но в его животе нет жизни, а его голос звучит, как хруст льда.
Гезерен спросил:
— Что это за место?
— Это страна в сердце метели, — ответил Хоуди. — Здесь живут, те, кто сами себя убили. Здесь ты и я сможем сохранить наш брачный союз.
Гезерен испугался и сказал:
— Я не хочу здесь оставаться. Если бы ты убежал со мной на юг, мы бы могли быть вместе и сохранить свой брак до конца жизни. И никто бы не узнал, что мы нарушили закон. Но ты разорвал наш брак, уничтожил его вместе со своей жизнью. А теперь ты даже не можешь выговорить мое имя.
И это было правдой. Хоуди шевелил белыми губами, но не мог произнести имени своего брата.
Он подбежал к Гезерену, вытянув руки, чтобы его задержать, и схватил его за левую руку. Гезерен вырвался и убежал. Он бежал на юг и вскоре увидел белую стену падающего снега. Когда же он переступил ее границу, он снова упал на колени и не мог уже бежать, а вынужден был ползти.
На девятый день с того момента, когда он вступил на Лед, его нашли люди из очага Орхох, которое расположено северо-восточнее очага Шат. Они не знали, кто он такой и откуда он идет, потому что нашли его, когда он полз по снегу, умирающий от голода, ослепленный, с лицом, почерневшим от солнца и обморожения, ослабевший до такой степени, что не мог уже выговорить ни единого слова. Однако он не получил никаких серьезных повреждений, только потерял левую руку, которая была так сильно обморожена, что ее пришлось отсечь. Некоторые говорили о нем, что это Гезерен из Шата, о котором они слышали рассказы, другие говорили, что это невозможно, потому что Гезерен пошел на Лед, когда начались уже первые осенние метели, и наверняка его уже нет в живых. Сам же он отрицал, что его имя Гезерен. Когда он выздоровел, он покинул Орхох и Бурное Пограничье и пошел на юг, отвечая всем, что имя его Эннох.
Когда Эннох, уже будучи стариком, проживающим на равнине Pep, встретил человека из своих краев, он спросил его, что слышно в Шате. Тот ответил ему, что дела плохи. Ничто не удается ни в доме, ни на поле, все поражено болезнью, весенний посев замерзает в земле, а собранный урожай гниет, и продолжается это уже много лет. Тогда Эннох сказал ему, что он Гезерен из Шата, и рассказал ему, как он пошел на Лед и что там с ним произошло. Свой рассказ он закончил словами.
— Скажи людям в Шате, что я беру обратно свое имя и свою тень.
Вскоре после этого Гезерен заболел и умер. Тот путешественник, с которым он беседовал, завез его слова в Шат, и говорят, что с того времени земли очага Шат возродились и ожили снова и все шло, как должно, и в доме, и на поле.
3. Безумный король
Встал я поздно и провел остаток предполуденного времени, просматривая собственные заметки, касающиеся правил придворного этикета, и замечания моих предшественников, исследователей Гетена, о гетенских обычаях и психологии. То, что я читал, не доходило до моего сознания, впрочем, это не имело никакого значения, потому что я и так знал это наизусть и читал только для того, чтобы заглушить внутренний голос, который неустанно повторял: «Все пропало!» Но так как он не желал умолкать, я ссорился с ним и спорил, утверждая, что могу справиться со своим заданием и без Эстравена, может, еще даже успешней, чем с его помощью. В конце концов, то, что мне предстояло сделать, было работой для одного человека. Первый мобиль — всегда один. В каждом мире первую весть об Экумене произносят уста одного человека, лично в этом мире находящегося и одинокого. Он может погибнуть, как Пеллелге на Четвертой Тауруса, может оказаться запертым в сумасшедшем доме, как три первых мобиля на Гао — все трое, — поочередно, один за другим, — но все равно такая практика сохраняется, поскольку она оправдана. Одинокий голос, говорящий правду, сильнее любых армий и флотилий, если только у него будет достаточно времени, а время — это как раз то, чем Экумен располагает в избытке… «Но ты не располагаешь», — сказал мне внутренний голос. Я заставил его замолчать и пошел на аудиенцию к королю во Дворец в два часа, полный спокойствия и решимости. Потерял я и то, и другое в приемной, прежде чем увидел короля.