— А где находится вам корабль, господин Ай? — спросил Гаум. Произнес он это тихо, вполголоса, с усмешкой, как будто говорил что-то необычайно каверзное и хотел, чтобы это было замечено окружающими. Он представлял собой необычайно красивый экземпляр человеческого существа, безразлично, мужского ли, женского пола соответственно любым критериям, так что я не мог на него не глазеть, когда отвечал на его вопрос, одновременно размышляя, что же такое Сарф.
— Ну что же, в этом нет никакой тайны. В кархидских радиопередачах об этом довольно много говорили. Ракета, в которой я совершил посадку на острове Хорден, в настоящее время находится в Королевских Металлургических Мастерских в Школе Ремесел, во всяком случае, большая ее часть, потому что, кажется, разные эксперты взяли себе по кусочку.
— Ракета? — удивился Хумери, потому что я употребил орготское слово, обозначающее фейерверк.
— Это сжато и точно характеризует вид тяги посадочного корабля, на котором я спустился на поверхность Гетена.
Хумери снова издал тот же странный звук. Гаум только улыбнулся и заметил:
— Следовательно, вы не можете вернуться на… ну, туда, откуда прибыли?
— Ну почему же, могу, конечно. С помощью анзибла я могу связаться с Оллюлом и попросить, чтобы за мной прислали корабль. Он прибыл бы сюда через семнадцать лет. Кроме того, я могу связаться с кораблем, на котором я прилетел в вашу планетарную систему. Он находится сейчас на околосолнечной орбите и мог бы прибыть сюда через несколько дней. — Сенсация была не только зримой, но и слышимой. Гаум не сумел скрыть своего изумления. Что-то тут не соответствовало ситуации. Это был один весьма существенный факт, который я не счел нужным обнародовать в Кархиде, и даже Эстравену я об этом не сказал. В том случае, если орготам известно обо мне только то, что сочли нужным сообщить им кархидцы, как это мне пытались здесь представить, то в таком случае это должно было оказаться лишь одной из множества неожиданностей. Но это оказалось единственной неожиданностью, хотя и большой.
— Где же сейчас этот корабль? — спросил Йегей.
— Вращается вокруг вашего солнца, где-то между Гетеном и Кахарном, планетой вашей системы.
— А как вы с него добрались сюда?
— На фейерверке, — вставил старый Хумери.
— Именно так. Мы не сажаем звездолеты на заселенной планете до тех пор, пока не установим там контакты либо не заключим союз. Поэтому я прибыл сюда на небольшом корабле и посадил его на острове Хорден.
— А вы можете связаться с тем… с тем большим кораблем с помощью обычного радиопередатчика, господин Ай? — это уже Оубсли.
— Да, конечно. — Я не стал упоминать пока что о маленьком трансляционном спутнике, который я оставил на орбите. Мне не хотелось, чтобы у них сложилось впечатление, будто все их небо напичкано моими железками. — Понадобился бы довольно мощный передатчик, но ведь их у вас достаточно.
— Следовательно, мы бы могли связаться с вашим кораблем по радио?
— Да, если бы вам был известен необходимый для этого сигнал. Люди на корабле находятся в стазисе, иначе говоря, в состоянии низкотемпературного анабиоза, чтобы не растрачивать свою жизнь в ожидании, пока я здесь выполню свою задачу. Соответствующий сигнал на соответствующей длине радиоволны приведет в действие аппаратуру, которая выведет людей из стазиса. Тогда они свяжутся со мной по радио или с помощью анзибла, используя Оллюл как ретрансляционную станцию.
— А сколько их там? — спросил кто-то с беспокойством.
— Одиннадцать.
Этот ответ вызвал вздох облегчения и легкий смех. Напряжение несколько ослабло.
— А что произойдет, если вы никогда не пошлете своего сигнала? — спросил Оубсли.
— Они будут разбужены с помощью автоматики примерно через четыре года.
— А тогда они прибудут сюда за вами?
— Только по моему вызову. Они бы связались с помощью анзибла со стабилями на Оллюле и на Хайне. Те наверняка решили бы сделать еще одну попытку и направили бы сюда нового посланца. Часто второму посланцу бывает легче, чем первому. Ему меньше приходится объяснять, и люди охотнее ему верят…
Оубсли широко улыбнулся. Большинство гостей по-прежнему оставались в задумчивости и были весьма сдержанны в проявлении своих чувств. Гаум слегка склонил голову в мою сторону, как бы поздравляя меня с такой быстротой, с какой мне удавалось отвечать на вопросы; вполне конспиративный жест. Слоус напряженно всматривался во что-то, представшее перед его внутренним взором. С трудом оторвавшись от этого созерцания, он обратился ко мне: