Мы спали. Шел снег. Он шел всю ночь, весь день и всю следующую ночь моего сна танген, который обычно сменяет дот. Это не была настоящая метель, но это уже был первый большой снег этой зимы. Когда я наконец пришел в себя и встал, чтобы осмотреться, наша палатка оказалась наполовину засыпана снегом. Под яркими лучами солнца ослепительную белизну снежного покрывала пересекали кое-где голубые тени. Очень далеко и высоко на востоке чистое небо затягивал единственный плюмаж серого цвета — дым Уденуршреке, самого близкого из Огненных Холмов. Вокруг маленькой палатки лежал снег — сугробы, холмики и холмы сверкающего белизной чистейшего снега.
Силы еще не совсем вернулись ко мне, я был еще слабым и сонным, но, как только я смог подняться, я начал давать Аю бульон, понемногу, но часто — и к вечеру этого дня к нему вернулась жизнь, хотя еще не вернулось сознание. Он сел и закричал, как кричат от ужаса насмерть перепуганные люди. Когда я опустился около него на колени, он хотел убежать, и, по-видимому, это усилие было для него слишком велико и непосильно, потому что он тут же потерял сознание. Этой ночью он все время что-то говорил на непонятном языке. Странно было в этой темной тишине безлюдья слышать, как он бормочет слова, которые он узнал совсем в другом мире, невероятно далеко отсюда. Следующий день оказался тяжелым, потому что, как только я пытался им заняться, он принимал меня за стражника из Пулефена, который собирается ввести ему какой-то наркотик. Он начинал говорить на смеси орготского и кархидского языков и умолял не делать этого, а потом отталкивал меня с истерической силой. Это все повторялось и повторялось, а так как я был еще в танген, периоде психического и физического изнеможения, я боялся, что вообще не смогу ему помочь. Я подумал тогда, что ему не только давали наркотики, но и превратили его либо в безумца, либо в идиота. И я сожалел, что он не умер, когда я вез его на санках, что поначалу удача благоприятствовала мне, что меня не арестовали при выезде из Мишнори и не сослали на какую-нибудь ферму, где я работал бы на собственную смерть.
Я проснулся и встретился с ним глазами.
— Эстравен? — спросил он тихо и удивленно.