Однажды он пришел раньше других; в бараке никого не было, и его потянуло к ее письму; он выдвинул из-под кровати свою дорожную корзину, которую Степан в шутку называл «телегой жизни», — и так, с письмом в руках, облокотившись на постель, читал, упиваясь грустной и тревожной повестью ее души… День за днем, шаг за шагом он сызнова проверял себя, приглядывался и к ней — уже далекой — жадным взглядом, и сквозь эту даль она становилась еще прекрасней. Забылось даже, что она здесь, рядом, и, качая головой, твердил с жестоким осуждением: «Как бесчестно все получилось… Оказывается, она знала меня лучше, чем я знал себя!..»
Его поражало теперь каждое слово, как откровение, — так могла, написать только женщина, пережившая очень многое, способная охватить зрелым рассудком свои чувства, умеющая найти в себе проникновенные слова для их выражения… Как богат ее душевный мир, в котором не смог и не хотел тогда, разобраться он!..
«Я должен увидеть ее», — решил он.
Наступал час, когда обычно возвращались с работы его сожители. Он вышел на крыльцо и, сидя на перилах, смотрел туда, где полыхал пожар великого заката… Там, расплавленное, вскипало розовой пеной какое-то зернистое небо, а в стороне, на северо-запад, тянулись горным хребтом снежно-белые облака.
К бараку скорым шагом подходила пожилая уборщица, недавно приехавшая из лесной ветлужской деревеньки:
— А вас тут девушка спрашивала.
— Какая? когда? — обернулся Авдентов взволнованно.
— После полден вскоре…
— Велела передать что-нибудь?..
— Да, письмо-грамотку… «Передай, говорит, непременно самому в руки». Я сейчас, — и, убегая к себе в комнату, громко стучала каблуками.
Он закурил, чтобы хоть этим умерить радостное беспокойство… Его не удивил в эту минуту неряшливо сложенный вчетверо листок прожелтелой бумаги с его фамилией:
«Завтра, в 7 утра, поступает девять (9) вагонов силикатного кирпича, семь (7) вагонов лесу и двенадцать (12) платформ металлоконструкций для вашего цеха.
Обеспечьте разгрузку полностью, с расчетом к 23 часам освободить путь для прибывающего эшелона с бутовым камнем и лесом.
Подчиняясь силе инерции, мысли его легко перескочили все эти вагоны, и только минутой позже повернули назад, к цифрам, подчеркнутым жирной волнистой линией. Он почесал за ухом, уперся взглядом опять в листок, а уборщица стояла перед ним и чего-то ждала.
— Вам, что ли? — спросила она.
— Да, да, мне… вагоны… завтра в шесть вставать… Не проспать бы. Вы разбудите меня, — и пошел к фонтану, чтобы холодной водой освежить голову.
— Авдентов, деньги получил? — еще издали кричал ему курчавый и низенький прораб.
— Нет!..
Приятели подошли ближе; один уже засучивал рукава, другой снимал рубаху, третий растянулся на лужке, ожидая своей очереди к воде.
— Как так — нет денег?.. У инженера должна быть в кармане постоянная сотня, а на сберкнижке минимум три тысячи, — пустословил безунывный прораб, тоже не имевший пятерки за душой. — Наша коммуна доверила тебе животы наши, а ты о благосостоянии нашем не печешься. Аванс тебе дали?
— Нет. Кассир пришел пустой, как грек. Обещает дать завтра, а у меня с шести утра и до полночи — пробка на участке: двадцать восемь вагонов… Здорово?.. Теперь график погоню вверх. Так что за хлебом сходи ты.
Он уже хвалился своим богатством, которое подвалило ему вдруг, а курчавый весельчак завидовал, вздыхая шумно:
— А я сегодня гавань принял от Штальмера… Худое решето: одни дыры. Ни лесу, ни камня, ни гравия… Хоть лыком эстакаду крепи… Чего он думал только, иностранная светлая голова!.. Теперь я понял, почему Дынников предупреждал нас… Ох и растрясет меня на этих кочках!.. беда!
— Зато денег будешь получать кучу, — заметил третий.
— Этого добра будет!.. а вот леса, железа — нет… Мне бы теперь плотов хоть тридцать!.. Я бы вывернулся… Миша, выручи: вагончика три одолжи мне… по-шабровски, а?.. Соседи ведь… Да, — вздыхал он, — придется и мне раненько вставать.
Где-то за поселком, — кажется, на Медвежьем логу, — играла плясовую чья-то гармонь, заливаясь на закате; потом дружные голоса запели волжскую песню; она крепчала и поднималась выше, и молодой прораб, обхватив колени руками и слегка покачиваясь, подпевал негромко.
ГЛАВА VIII
Дни и люди
Утро выдалось тихое, ясное. В сонном воздухе возникали, постепенно нарастая, звуки. Обе бригады — Сенцова и Бисерова — были уже на площадке и осматривали металлоконструкции, когда пришел Авдентов, одетый по-летнему: было тепло, как бывает нередко осенью, после сухого и долгого лета.