«Навоевался», — молвила она, лишь для себя предназначая это слово. Чтобы прогнать назойливых мух, она пошумела над его лицом веткой.
— Михаил Иванович, нельзя же так спать, где попало!
Он вскочил и, точно в бреду, глядел на нее широко открытыми глазами, — и не узнавал.
— Я не могу караулить тебя… и очень невежливо с вашей стороны вынуждать, чтобы стояли подле вас, пока спите.
Шутка привела его в чувство:
— Маруся!!! Маша! Это ты?.. Ты давно здесь?
— Вот ваш портфель… Его могли украсть. И вам тогда не поздоровилось бы…
Она собиралась уйти, а ему так много нужно было сказать ей, чем-то отблагодарить ее за великодушие… Проклятая усталость! Если бы только знать, что здесь возможна встреча, он просидел бы целый день, не спуская глаз с дороги.
— Как удивительно, что именно ты спасла меня от суда!.. Ведь тут чертежи, документы на девяносто тысяч. Постой, побудь еще… хоть две минуты… Марусь.
— Нет, я не могу… мне пора домой… — Авдентов пошел с нею и, обратив к ней лицо, смотрел, не отрываясь, и она видела это. — Между прочим, о тебе уже спрашивали.
— Он? — удивился Авдентов, хотя только о муже ее и шла речь.
— Он видел, когда проезжал мимо… Ты мне вчера звонил?
— Да… и очень неудачно… Он мне сказал: «она на курсах».
— Я так и знала… пришла от преподавательницы английского языка… и он начал спрашивать. Мне пришлось сказать все… понимаешь?.. Встречаться не будем больше… Хорошо?..
— Для меня это чрезвычайно плохо.
— Я не виновата, — сказала она, стараясь придать сухость своим словам. — Впрочем…
Не досказав фразы, она первая свернула вправо, где виднелись нарядные постройки американского поселка.
Молча Михаил шел за нею, оглядывая с головы до маленьких черных туфель; одинаковая с ним ростом, такая близкая, родная — в этом знакомом белом, без рукавов, платье, — которое носила и в селе. Он нагнал ее, и ее плечо коснулось его плеча. Она повела взглядом, чуть отступив в сторону, — и это движение подсказало ему, какая пропасть разделяла их!..
Заметив кого-то близ дома, она радостно вскрикнула, взмахнув полотенцем?
— Гости!.. приехали! — и повернулась к нему: — Ну, до свиданья… я побегу!.. — Юная, почти детская резвость вернулась к ней, но лишь только на одну минуту.
Михаил, взглянув в сторону зеленого коттеджа, узнал издали Семена Карповича Олейникова — старого учителя, озаренного сединами, его жену и Харитона Майколова, который, очевидно, встретив их где-то, привел к дому… Скорым шагом Мария спустилась в ложбину, легко — почти бегом — прошла по доскам через канаву и, легко поднявшись на бугор, повернула к дому. Потом он видел, как обнялись они, взволнованные встречей, как Мария взяла под руку отца и повела к крыльцу… Михаилу было стыдно смотреть на эту семью, которой он принес весною столько горя…
«Не лучше ли уехать? — спросил он себя, идя пустырем к литейке. — Куда-нибудь — в Иркутск, на Сахалин, на Камчатку!.. к черту на рога!.. все равно!.. Да, она не уйдет от Дынникова, это ясно: там все надежнее, лучше и богаче…»
Обуреваемый горячим ветром мыслей и чувств, он метнулся дальше Камчатки и Сахалина, устремившись в Америку, где подвизался его приятель.
Степан Зноевский, наверно, и там не испытывал ни тревог, ни поражений.
«Мистер Знойсон! каналья, Форд тебя побери! — писал Авдентов, бурей набрасываясь на бессовестного молчальника. — Добрался до своего Колорадо и думаешь, что не достанет тебя рука друга?.. Нет, «убитый» тянется к живому. Наши координаты в некоей точке пересекутся снова, — и очень скоро. Давно ли я получил путевку на строительство, а теперь уже я помощник начальника литейного цеха, который сам по себе будет являться огромным предприятием. Описывать его не стану: вы, «американцы», деловитее нас, русских, и сидя за морем, видите далеко.
К твоему сведению: из 2700 тонн металлоконструкций твой покорный слуга одну четвертую часть уже поставил на место… Я точно лесовод: сажаю «деревья аллеями», только деревья мои — из стали и покрашены синей краской. Обрешетка, фонари и прочие элементы образуют узорчатый свод на протяжении трехсот метров, и падает от них густая тень на дорожку.
А дорожка эта — широченная, из бетона, и под ней целая система подвалов, где разместятся конвейеры общей длиною в два с половиной километра.
К твоему приезду я приберу мою хоромину и — ставь станки! Здесь уже начали поговаривать об этом… Я буквально рвусь на части, меня никак не хватает, хотя и выработалась расторопность и некоторая система в работе. Но все это было бы прекрасно, если бы не мешало но…