Они безумно спешат и, твердя о том, что работают на вечность, не ищут славы. Но каждый из них — и Колыванов, и Дынников, и даже Бисеров, Казанцева и Настасья Горохова — одинаково знает, что надо спешить, жертвовать всем, что есть у них, для завода, для страны, которая тронулась с места и летит вперед с невиданным ускорением.
И странно: люди всем жертвуют, но в их жизни все складывается так, что они выигрывают каждый день. Это называют они ростом!
Штальмер видел: они спали в палатках, ходили в худых лаптях, — теперь живут в зимних бараках, оделись, и сам он наблюдал их шумное переселение в квартиры.
Целая армия пришла сюда когда-то — и через тринадцать месяцев на болотах, на диких пустырях они воздвигли корпуса цехов, новый город на сорок тысяч жителей, гавань с шестью причалами, железные дороги, которые связали дикое прежде место с севером и югом страны. Теперь роют мерзлую землю, чтобы начать строительство Дворца культуры… О как много и азартно говорят они о культуре! Мечта, фантазия здесь превращаются в бетон и камень, врастающие в землю прочно, на целые столетия.
Инженер Штальмер — не Дынников и не Авдентов, чтобы восторгаться железобетонными колоннами, на которые опираются просторные и гулкие цеха гигантов, и быть влюбленным в эти белые граненые кристаллы соцгорода, с широкими и прямыми улицами, и нежно мечтать о липовых аллеях, где будут потом молодые матери носить на руках своих младенцев.
— Не успеете! — вслух произнес Штальмер, оглядывая чужую землю, у которой в будущем была весна. — У вас мало осталось времени!..
В лабораториях мира, который исколесил Штальмер, лихорадочно готовятся новые рецепты, чтобы очистить планету от революции, локализовать огонь возмущенья и восстаний, затушить неминуемые вспышки, могущие неслыханным пожаром охватить земной шар.
Штальмер знал эти рецепты и верил в их действие.
Страна, куда приехал он не поневоле, велика и гостеприимна. Она нуждалась в людях из-за кордона и поэтому открыла бесчисленное множество дверей для иноземцев, кто бежит из своей страны, кто просто хочет быть сытым и делать то, к чему сроден. Здесь находят себе место и те, кто любопытен к экзотике и хочет посмотреть чужую жизнь и нравы.
В первое время она не интересовалась прошлым этих людей и принимала всякого, кто, переходя границу, жаловался и проклинал свою родину.
Молодая, влюбленная в технику, в науку, в человека, эта страна, занимающая одну шестую часть мира и раскрашенная на карте суриком, хотела подкрепить себя авторитетами и даже средними людьми с дипломами, веря в то, что и они будут работать на нее.
Инженеры-иноземцы здесь в особой чести, и Штальмер сделал все, чтобы стать им. Он достиг большего, чем удалось другим, с которыми переплывал океан, не жалея времени, потраченного на окольный путь.
В этой огромной семье он уже умел различать характеры, умел выбрать минуту, когда засучить рукава для работы и когда заставить работать вместо себя других… Иногда он отступал не из уважения к авторитету Авдентова, а по необходимости, вызываемой остротой событий. Он еще ни разу не уставал на работе, приберегая силы для другого…
Стоя на балконе, он продолжал думать, вглядываясь в огни нового века, но вспоминал уже другую страну, на островах, впечатление о которой было еще свежо, и в памяти прослеживал свой длинный путь сюда…
Вот молодой Штальмер, юноша, у классной доски. Седой генерал, в голубом мундире с золотой грудью и с глазами навыкате, показывает коричневой, покрытой лаком, палочкой батарею противника на карте… Потом его провожают товарищи и толпятся на перроне. Поезд идет в только что занятое Баку… Вот блиндаж — глубокая раковина из бетона… Атака ночью… ранение в ногу! Его берут в плен, чтобы через два года обменять на трех русских солдат.
Он вступает потом добровольно в полк и участвует в подавлении восстания ткачей, потом уезжает в Турцию, потом в Египет… Запутывая следы, он пересек два океана, облюбовав почти безвестную страну на перешейке между Северной и Южной Америкой.
Там он сменил профессию — это было не трудно, потому что «для такой страны, как Россия, — сказали ему, — хватит и двух лет, чтобы стать инженером». Надо было спешить — и он согласился. Сам себе придумав фамилию, какой не слыхал сроду у себя в стране, он получил паспорт и двинулся в путь.