Положение Авдентова становилось невыносимым, и он уже подумывал о том, чтобы откровенно рассказать все Колыванову. Но и поднимать весь мусор этих личных, казалось ему, отношений было крайне неприятно.
Он решил до поры терпеть, а когда закончит монтаж, уйти на другой завод. К этому решению вынуждала его и другая причина: ничто в отношениях к нему Марии не изменилось с тех пор, когда он встретил ее на вокзале.
Ее пренебрежение по временам раздражало его так же, как дьявольские хитросплетенья Штальмера. Сегодня он пришел в институт, чтобы увидеть ее, прождал сорок минут, пока закончится лекция.
Но, поговорив с ним недолго и только о пустяках, которые злили его, она ушла, не оставив ему даже маленькой надежды на будущее… Да, она забывала о нем, и это забвенье было, по-видимому, прочно и далось ей легче, нежели писала когда-то в письме… Быть может, лгала она тогда, красиво расписывая ему свои чувства?.. Он не жалел теперь, что порвал когда-то с нею, только досадно было, что после сам погнался за ней и униженно добивался встреч…
Нынче Авдентов был свободен, от работы и часа два бродил бесцельно по лесу с берданкой на плече, которую дал ему для охоты веселый начальник гавани.
Здесь, в лесном просторе, властвовала тишина и умиротворение, которого недоставало инженеру, и легко думалось обо всем, что наполняло жизнь… Свободно текли его мысли… Пред ним вставали густые, таежные леса, замшелые болота, над которыми недавно пролетели с запада на восток его ровесники. Вчера они улыбались ему с газетных полос, красивые и мужественные, любимцы молодой страны, где каждому, кто был отважен и любил ее, открывались широкие дороги.
Потом он думал о Бисерове, о Насте Гороховой, которая недавно уезжала к родным в деревню и привезла оттуда письмо Авдентову… Отец его плотничал на конной ферме колхоза, мать доила коров, а сестра с мужем переселились в районное село, где началась постройка прядильной фабрики. И поистине радовало это стремительное течение жизни!.. Мысленно поговорив с сестрой, у которой уже родилась дочь, Михаил расстался с нею.
Он возвращался уже домой; по сторонам дороги тянулся частокол прямых сосен под белыми шапками. В чистом небе не виднелось ни облачка, а ослепительный снег лежал глубокими сугробами. Приятно погружалась в него нога.
Попалось два зайца на просеке, похожей на ущелье в горах. Авдентов вскинул ружье и долго целился, раздумывая — убить или оставить в живых? Оба успели упрыгать в кусты. Авдентов выстрелил куда-то в воздух и еще улюлюкнул им вдогонку, когда они стрелой пролетели мимо, оставив следы поперек просеки впереди него.
Уже входя в поселок, он вспомнил о Радаеве и так, с ружьем на плече, зашел в больницу.
Закинув руки на подушку, больной лежал с закрытыми глазами, но, кажется, не спал. Инженер присел на табуретку рядом со столиком, где стояли в пузырьках лекарства; Радаев смущенно улыбался, протягивая гостю большую, жилистую руку. Распростертый в постели, он казался необычайно крупным и жизнеустойчивым, — такие не легко поддаются смерти, — только уж очень тяжелой и негибкой показалась его ладонь Авдентову.
Говорить было ему еще трудно, и Авдентов не утомлял расспросами. Он только спросил, хорошо ли ухаживают за ним и навещают ли его друзья.
Больной ни на что не жаловался; друзья не забывали его, и несколько раз приходила Варвара Казанцева.
— Все работают, а я… лежу вот… да на ворон гляжу… И какие они… чудные, скучные. Вчера весь день… сидела одна на дереве… Каркает и качается… даже тоска на меня напала, — говорил Радаев. — А знаете: Штальмер-то здесь, слышь, в обморок упал, когда меня привез…
— Разве? — удивился Авдентов. Он совершенно не слыхал об этом раньше, и очень странной показалась ему такая слабость начальника. — А мы скоро закончим… Приехали специалисты — верхолазы из Сталинграда — проверяют каркасы, подборку ведут… Просмотров находят мало.
— Это хорошо, — сказал Радаев. — Наши ребята старательные… Когда встану, опять на литейку приду.
И Авдентов, пожимая руку, тоже верил в его выздоровление, которое, правда, должно наступить не скоро.
Цех уже остекляли, вели отделочные работы внутри, в тепляках заливали фундаменты для вагранок и выемки для электропечей. Настя Горохова перешла с Варварой в земленабивное отделение, и с утра до синих сумерек они работали здесь. Понемногу, но с каждым днем заметнее, освобождалось от всего лишнего емкое пространство цеха, согретое печами. Его займут скоро машины и агрегаты, первая партия которых находилась уже в пути. В конце февраля прибыли станки для механосборочного.