— Бывают такие возвышенные, редко переживаемые, ответственные чувства, — продолжал Степан, с раздумьем глядя в лицо Марии, — о чем не расскажешь словами… Только делами подтверждаются такие чувства.
— Может быть, — размышляя, произнес Дынников, — это любовь и долг в самом высшем их выражении… Я понимаю, почему Авдентов прослезился…
— Разве? — неожиданно вырвалось у Марии, которая услышала об этом впервые.
Степан умышленно промолчал, хотя совсем по-иному представлялось ему самочувствие Авдентова… Не примешивалась ли тогда к его восторженному чувству горечь?.. Вот он вернется к себе домой и не с кем поделиться радостью… И самая награда эта ничуть не поднимет его в глазах Марии, ничего не подскажет ей, ничего не изменит в ее жизни. Если не с кем разделить счастье, тогда, значит, и само счастье не полно…
Не так ли, как Степан, понимает это теперь и Мария, рассеянно перебирая струны?.. Недаром вскоре после возвращенья из Москвы Авдентов окончательно решил уехать…
Похоже, неспроста упомянул Дынников о Михаиле, желая доказать этим жене, а, может, и самому себе, что Михаил Авдентов для него является только знакомым, коллегой, не имеющим уже никакого отношения к его семейной жизни, и о нем можно говорить, уже не вызывая неловкости.
И тут же перевел речь на другое:
— В конструкторском бюро мудрят с чертежами деталей… модельщики третий раз переделывают шаблоны. Вы завтра же займитесь, Степан Аркадьевич.
— Я разучился спешить… Во всем нужна разумная постепенность. Надо немного оглядеться. Кстати, — вспомнил Зноевский, — вы читали в последнем номере нашего журнала статью Штальмера?
— Пока нет… но лежит на столе… «Стахановское движение и подъем научной мысли?..»
— Да… Восторгается новым мотором, который нами еще не создан, очень хвалит меня и… нашел сотни дефектов в шестицилиндровом фордовском.
— Ну и что? — Дынников хотел знать главное, что касалось завода, и ждал.
— Нет, вы сперва почитайте, потом я скажу нечто любопытное и… важное. С этой статьей у него получилось так: забежал вперед — и споткнулся… Но он сделал вид, что этого никто за ним не заметит. Вы найдете там фантазию усталого мозга и желание улыбнуться тому, что он не любит. Я очень невысокого мнения о его умственном аппарате, — продолжал Степан по-английски, со сдержанной враждебностью. — В обиход своих «великих побуждений» он включил тщеславие и интригу… И это в шутку называл честной борьбой за старшинство. Я хотел поднять одно дело в порядке конфликта, но он извинился.
— Борис… Степан Аркадьевич! — воскликнула Мария тоном легкого возмущения. — Нельзя же так!.. Сойдетесь — и сейчас же деловые разговоры.
И вдруг, повернувшись в ту сторону, куда указывал Степан взглядом, выдавая намерение Бориса Сергеевича, и откуда слышался близкий, нарастающий шум, Мария перепугалась не на шутку:
— Утонем!.. Борис, что ты делаешь? Куда ты правишь?!
Прямо на них шел буксирный, налегке, без воза, острым носом взрывая гору воды. Колеса бесновались, выли, гремели в глубине, и темный вал катился к яхте. Мария уцепилась руками за борт; лодку качнуло, нос ее прыгнул вверх, а корма провалилась… Гудящая масса пронеслась мимо, и хотя опасность не угрожала им, Мария с холодным страхом смотрела на эти крутящиеся огромные колеса, на откинутую назад трубу, опоясанную красной полоской, и на черный дым, поднимавшийся в небо. Взбудораженные волны подбрасывали на гребнях легко их суденышко.
Матросы на палубе буксира сидели кругом, играла гармонь и один — в полосатой майке — плясал вприсядку, подняв над головой руку. Отрывистый и неразборчивый гик плясуна доносился сюда отчетливо.
Вслед за пароходом мчалась байдарка, в которой сидели в купальных костюмах девушки.
— Прощай, не-на-глядный! — кричала одна из них воображаемому своему возлюбленному, махая белым платком. — На кого ты меня по-ки-и-нул!
— Видишь, Мусенька, какие смелые, а ты испугалась, — виновато улыбнулся Дынников.
— Этим не шутят.
Она замолчала, рассердившись на мужа, и Степан уже выискивал средства, чтобы восстановить нарушенный мир. Впрочем, как он заметил, она и дома, когда собиралась на прогулку, была несколько не в духе, и это не удавалось скрыть ей. Она уговорила Степана ехать вместе, хотя требовалось ему пробыть этот свободный день вдвоем, с Авдентовым, который пригласил его к себе на дачу и взял слово, что Степан приедет непременно.
Мария взяла гитару, и раздались грустные и негодующие звуки. Степан запел негромко: