На песчаном бугре уже виднелось знакомое дерево, прилепившееся на самом крутом юру под водой, — правее его и должна быть полянка.
Приглушив мотор, он нетерпеливо оглянулся назад. В кабине было темно, и только белым комочком сидела в уголке Соболь.
Он тихонько вылез на песок, еще тише открыл к ней дверцу, и уже ласковое, самое нежное слово, какое было в сердце, хотел сказать, но стало жаль будить… Закрыл кабину и, не зная что делать дальше, обошел вокруг машины.
Слышался под берегом ленивый и мягкий шум волны, где-то на противоположном берегу, гористом и темном, мигал огонек, маленький, как искра.
Анатолий подошел к берегу. Луна блестела мутным зеленым блеском, и широкий переливающийся пучок лучей золотой дорожкой тянулся поперек реки. Небольшое облачко, похожее на овчину, одиноко блуждало в небе. Оно плыло медленно, изменяясь в своих очертаниях, и приняло вид зверька, свернувшегося от луны в сторонке. Маленькое, белое, пушистое, детски беззащитное, оно смешно поджало лапы, точно улеглось спать. Потом потемнело, начало вытягиваться, расти, и вот уже расправляло мохнатые лапы и хищно вытягивало шею, будто готовясь к прыжку.
Проникаясь смутным чувством какого-то беспричинного страха, шофер глядел на кряжистую старую сосну, с отбитым грозой сучком, и уже не узнавал этих мест. Только тут он понял, что заблудился. В самом деле: над той полянкой стояло на бугре высокое, с гладким стволом дерево, да и сам бугор был гораздо ниже, чем этот… С какими глазами подойдет к Ринке шофер и скажет: «Извините, я заплутался…» Э-эх, дурень!.. и машина чужая… хоть бы своя была!.. И хотелось с досады рвать на себе волосы.
За спиной вблизи вдруг раздался шорох, Анатолий обернулся: бойко обходя низкие кусты можжевелей, шла к нему Соболь в пальто, накинутом на плечи.
— Мы заблудились? — с печальным удивлением сказала она, точно не спрашивала, а сообщала и будто во всем была виновата сама. Шофер молчал, покусывая губу. — Ну ничего, вдвоем не потеряемся. Давайте искать вместе.
Но чего искать в незнакомых местах?.. Впору хоть добраться без аварии обратно… Везде сыпучий голый песок, колючие сухие кусты.
— Идемте за мной, — позвала Соболь, шагая к берегу.
Он послушно и молча шел за нею, глубоко переживая свой позор.
— На всякий случай, возьмите с собой ключ от машины.
Он сбегал за ключом и тут же вернулся обратно. «О, какая она осторожная?» — подумал он.
Под самой сосной была яминка, поросшая травой, и Соболь первая села на самый край, бесстрашно заглядывая под крутой — метров в двенадцать — обрыв.
— Садитесь рядом… и забудьте маленькую дорожную неприятность. — Она постелила пальто, пригласив и его сесть на свободную полу. — Смотрите, какая прелесть, смотрите! — и, легонько касаясь его плеча, протянула руку, указывая на середину реки. — Ночь, луна и рыбачья лодка… и вода тихо плещется… Слышите, Анатоль?
Он молчал, прислушиваясь к звукам ночи. Под берегом мирно шумели волны, еле слышно осыпался где-то песок, шуршал над головой ветер.
— В такое время рыба хорошо ловится, — нашелся парень, чтобы поддержать начало беседы.
— О, да, — молвила Рина, и при этом по лицу ее, вдруг переменившемуся, точно прошла мгновенная судорога, мелькнула какая-то мысль. Привалившись плечом к дереву, она задумалась.
«Устала», — пожалел шофер и, не зная, чем выразить свою нежную заботу о ней, сказал:
— А вы лягте… а я посижу так.
И когда ее кудрявая, с душистыми волосами голова легла к нему на колени, а лицо стало таким близким, доступным, — он позабыл все, и как-то само собой случилось — губы их встретились… Он глядел — и не мог наглядеться — в эти глубокие темные глаза, гладил волосы с такой теплотой и лаской, которые рождает только первая любовь, нетребовательная и слепая.
— Вам удобно? — наклонился он.
— Да… Здесь так хорошо…
Анатолий готов был просидеть здесь до утра, целую вечность, — только бы ей было это приятно.
— Вы помните нашу первую встречу?. — спросила она, нечаянно положив руку к нему на колено.
— Помню, как же.
— У меня в кармане конфеты, достаньте сами — вам удобнее: мне не хочется приподниматься. Я не измяла их? нет!.. Как это мило с их стороны.
Парень рассмеялся, дивясь ее остроумию, хотел и сам сказать что-нибудь шуточное, но не давалась ему шутка.
Минуту позже Соболь спросила с тихой грустью:
— Анатоль… вы меня очень любите?
— Да, очень, — вздохнул он. — И для, тебя, Рина, сделаю все… если смогу только.
— Ты умный, и многое знаешь… а мне от тебя немного нужно и… не сейчас.