— А через Китай ехали?.. Там же от Дальнего Востока рядом…
— Нет, через Китай не пришлось.
— Эх вы, Степан Аркадьевич! — с сожалением заметил девятилетний пузан. — Вы же нигде не были! А мы с Васькой — через Харьков и Крым — в Артеке были!
— А орден вам за что дали? — уже другой раз спрашивала русая курчавая девочка, с пунцовым загорелым лицом. — А Сталина видели?.. а Молотова?
— Они чего сказали вам?..
Из этого плена выручил его Дынников, пригласив вторую партию занять свои места, и Зноевский, оглушенный непривычным криком, пошел вслед за машиной, опять наполненной до невозможности.
Они высадили детей у дороги, чтобы продолжать путь дальше. Усаживаясь опять в, машину, Зноевский улыбался широкой своей улыбкой.
— До свидания, «племя младое»!
— Еще приезжайте! Мы будем ждать! — отвечали ему ребята, махая руками, ветками и звонко крича вслед.
«В этом поколении бьют светлые родники, искрясь и играя на солнце, в нем растет сила, которая потом сама поведет страну широкой дорогой в будущее», — думал Зноевский… Потом мысли его переключились на другое. Он вспомнил Штальмера и Ринку Соболь, — и снова почувствовал прилив буйной, но сдерживаемой в себе ярости…
Они выбрали место, где ставить котельную, окончательно определили сроки, и Дынников уехал на завод, чтобы через два часа прислать машину за Степаном Аркадьевичем, которому пришлось задержаться здесь.
Насосная станция капризничала второй месяц, исправить насосы не сумели ни мастер, ни механик, и Зноевский, отругав их, принялся сам…
Освободившись раньше, чем предполагал, он не захотел ждать шофера и пошел сосновой рощей, чтобы выйти потом на шоссе, где должна встретиться машина.
Среди густых деревьев, с корзиной в руках, показалась Ринка Соболь, и первой мыслью, какая мелькнула у Зноевского, было — встреча здесь таит в себе опасность. Отступать не хотел и, ничуть не замедляя шага, продолжал идти к ней навстречу. Он быстро и пристально обшарил глазами место, откуда вышла она, но никого больше не обнаружил пока.
В коротком зеленом сарафане, в желтом шелковом платочке, в сандалетах на босую ногу, она остановилась, как бы приятно пораженная встречей.
— Кого не ожидала, того встретила!.. Боже, как это странно, словно сама судьба. Здравствуйте! — и первая протянула руку. — Вы за этот месяц, конечно, успели забыть меня? не правда ли? — спрашивала она, идя с ним рядом.
— Нет, не забыл.
— Я очень рада. Вы на завод?.. Я провожу вас немного.
— Идемте, — согласился он, потому что не оставалось ничего другого. — Вы надолго сюда?..
— Как приветят родственники и… прежний друг, — прозрачно намекнула она. — Я очень, плохо одета, извините, не ждала. Я собирала грибы.
Схватка еще начиналась; Зноевский видел, что этот маскарад, пожалуй, не случаен.
— Ничего, костюм оригинален и идет вам… Вы заговорили о родственниках, а ведь Гайтсман от вас отрекся, — прямо сказал он. — Да, я однажды спросил его… А на реке, — припомнил он, — вы были очень некорректны и навязчивы.
— Не обижайтесь… ведь я была так рада, что увидела вас!.. Вы стали еще интереснее, солиднее, а я… — Соболь заигрывала: опять, чтобы, улучив момент, вцепиться. — Если вам тридцать лет и вы уже главный инженер завода, то вам можно простить, некоторую самовлюбленность… Там, на реке, вы почему так скоро ушли от меня?..
— Зачем я был вам нужен?
— Странно! — и брови ее прыгнули вверх.
Она за эти годы износилась, но еще могла кое-кого прельщать.
— Мы когда-то были «знакомы»… Неужели нечего вспомнить?.. Правда, я вышла замуж второй раз, но все же… Я не могу забыть вас с тех пор… Я разошлась…
— А с третьим мужем? — наугад спросил Зноевский.
— Он жил со мной полгода, потом…
— Прошу не продолжать: мне ясно, — едва скрывая брезгливость, проговорил он. — Между нами очень большое расстояние, и я все равно не пойму этого.
— Не нравится? — обернулась она, вскинув темные глаза, блестевшие истерикой. — А мне, думаете, нравится?.. Вам неприятно слушать?.. Моя жизнь изломана, да!..
— И вы много приложили усилий, чтобы изломать ее, — вставил Зноевский.
— Меня никто, никто не понимает, я скитаюсь по чужим дорогам… Я устала… Давайте посидим здесь? — Она перешагнула заросшую травой канаву и за кустом на бугорке присела, вытянув полные, мягкие ноги, едва прикрытые до колен.
— Садитесь, Степан Аркадьевич.
И вдруг быстрым движением отставила корзину подальше от того места, куда приглашала сесть.