В комнату вошел Иван Забава — с злым искаженным лицом, с желтыми ввалившимися щеками. Шофер был знаком с ним; Иван сочувственно выслушивал его жалобы, похлопотал перед Гайтсманом, чтобы шофера взяли в гараж, — и вот теперь они — враги, соперники. Иван Забава сильнее его втрое, и если захочет… В его руке вздрагивала тяжелая трость, повергая шофера в знобящий страх. — «Так вот кто у ней муж!» — подумал шофер.
Совершенно протрезвев, Дымогаров стоял без движения, готовый к самой жестокой расплате, а Ринка, уличенная в измене, поспешно скрылась в другую комнату, оставив его на расправу Ивану.
— Вы зачем пришли сюда? — тихо, но с убийственной ясностью сказал Иван, подтаскивая к себе шофера. У того подкашивались ноги. — Присядьте! — Парикмахер толкнул его на диван и хам присел рядом. — У меня с вами длинный разговор, и если будете упорствовать, я пристрелю вас. Я — злой человек, меня обманули, — и я развлеку себя выстрелом… А это что?..
На диване в углу лежала расписка под букетом цветов, и парикмахер, зажав палку в коленях, читал так долго, что шоферу казалась вечностью одна минута.
— Ого, пятьсот рублей!.. Их надо заработать, молодой вы мой человек! А вы хотите даром, за одну любовь?..
Он обнюхал цветы и, бросив на пол, раздавил их желтым башмачищем. Мягкий сырой хруст вонзился в уши, а вслед за ним шофер услышал, как скрипнула кровать в другой комнате, где затаилась Ринка. В продолжение этого вечера она не появлялась больше, оставив Анатолия на произвол Забавы.
— Эти деньги принадлежат не ей, даже не мне, — продолжал Иван. — Ты украл у меня жену, взял деньги, и мы теперь не выпустим тебя живого… нас много.
— Это не я… она, она сама виновата, — завизжал Дымогаров, плаксиво сморщившись.
— Не клевещите. Она — женщина, слишком доверчива и не будет отвечать за свои поступки. А вам… вам будет очень плохо, если не подчинитесь нам… Предупреждаю.
— Я буду, я соглашусь, — извивался шофер.
— Так вот, — подошел к нему Иван и хлопнул по плечу. — Одно поручение… трудно только для первого раза, а там… пойдет по инерции!..
Шофер воспрянул немного и заерзал на диване:
— Следить за Зноевским? — Он бы охотно пошел теперь на это.
— Нет, совсем нет, — отмахнулся Иван. — Нам нужно совсем другое… и главное, чтобы не промахнуться… понял?..
Точно хлестнуло по глазам, — Дымогаров понял, какой приманкой заманили его в этот омут!.. С быстротой непостижимой он припоминал встречи с Ринкой и то, что говорила она — этот хитрый, обольстивший его дьявол! — на прогулке ночью… Нынче она уверяла, что любит его, что будут жить вместе… «Ну зачем, зачем ей моя голова?..»
Настроение Дымогарова было в эти минуты ужасно.
Но Иван Забава не мог и не хотел ждать; он слегка покашлял, чтоб Анатолий пришел в себя, придвинулся к шоферу ближе и, припав губами к его уху, досказал шепотом:
— Послезавтра приезжает нарком… в машине поедет с ним Зноевский…
Дымогаров содрогнулся и побелел, а Иван продолжал:
— Ты — шофер… и должен сделать, что приказывают, иначе все равно тебе… — Шофер захныкал, как ребенок. — Бросьте. Слезы тут не помогут. Тебя недаром поставили к нему шофером… Ты повезешь их… на повороте у леса — канава… Остальное тебя не касается… Потом мы спрячем тебя.. И ты вполне уцелеешь…
…С помраченным сознанием, едва держась на ногах, Дымогаров шел освещенным широким тротуаром, где густо валила толпа от проходной завода, затрудняя ему дорогу. Движение вокруг кипело, неслись по шоссе авто; тяжелый звон металла и непрерывный гул в цехах наполняли воздух; пересекая улицы города, промчался с грохотом полночный поезд, мелькая огнями. У фонаря, качавшегося на подвеске, шофер остановился закурить, зажигал папироску сразу двумя спичками, спрятав от ветра огонь в дрожащих ладонях, — и ему не жгло.
Навстречу попался чумазый, почти черный, коренастый, низенького роста человек в замасленной рабочей блузе. Рябое, продолговатое лицо с открытым лбом и густыми волосами, закинутыми слегка назад, не выражало усталости.
Дымогаров не сразу узнал его… ах, да!.. Это — Бисеров, кузнец, комсомолец, кто вслед за Стахановым сделался знаменитым и тоже повел за собой других… Как и долго ли взбирался он на ту высоченную гору, откуда видели его сотни тысяч людей, — не интересовало сейчас шофера. Он и раньше только завидовал ему, а теперь к этому чувству прибавилась жалость к себе, ужас перед неминуемой позорной смертью…
— Бисеров! — крикнул кто-то позади шофера. — Как дела нынче?
— Хорошо!.. тысячу пять валов!
Людской поток не иссякал, а все больше и больше запружал у главной конторы площадь, дороги в соцгород и на поселки. Оттесненный толпою с тротуара, Дымогаров шел краем шоссе, часто оступаясь в канаву.