Перед отъездом Бориса в Москву они гуляли в Стрижовой роще… Утомленная прогулкой и солнцем, взволнованная и счастливая, Мария поднималась по лестнице, идя следом за ним, неся на руке синий шелковый плащ.
Надев домашнее платье, она принялась готовить чай, а он ушел на балкон, чтобы просмотреть газеты. В кабинете трещал телефон, она подбежала сама, чтобы понапрасну не отрывать Бориса.
Сережка Бисеров поздравлял ее с законным браком, извиняясь, что не мог этого сделать раньше по причине шести нагрузок, которыми наградили его «за голубые глаза», — как говорил он.
— Мы с Настей собирались зайти, да как-то неловко, — кричал он, находясь где-то неподалеку.
— Откуда звоните? — заинтересовалась Мария.
— Со стадиона. Вы не сердитесь, что позвонил. Мы очень рады, что в жизни у вас перемена к лучшему. Честное благородное. А теперь до свидания, но трубочку свою не кладите, тут хотят поговорить с вами еще.
И уже другой знакомый голос, который отличишь от многих, спрашивал:
— Маруся, ты узнаешь меня?.. Нет?.. Узнала? Ну вот это я и есть — Настя Горохова. Нынче я тебя на даче видела, махала рукой. Ну!.. А как живете-то? Я к тебе забегу, когда его не будет дома… Стесняюсь.
— Ну что ты!.. Заходи, буду очень рада.
— А мы о тебе часто-часто вспоминаем… А прислуга тебе нужна?.. Я так и знала… У меня для тебя надежный человек есть!.. Галка-то в больнице лежит, вот и приехала к ней мать… Она жить здесь будет и тебе всякую домашность справит… Старушка тихая и лениться не умеет. Так я пришлю ее…
Внимание друзей, с которыми она не порывала прежней связи, порадовало ее, и она опять приглашала их к себе. В спальне вдруг что-то резко стукнуло. Не зная, что могло быть это, она торопливо пошла туда. Сильный порыв ветра еще раз ударил створкой, и она, откинув тюлевую занавеску, спускавшуюся чуть не до полу, закрыла окно.
Увидев себя в зеркале, остановилась; потом перевела взгляд на портреты — свой и мужа, — висевшие над комодом. Портреты были одинаково большие, и лица немного обращены друг к другу. Она рассеянно улыбалась со стены, чуть приоткрыв рот. Глаза Бориса устремлены в одну точку, между бровей сердитая неглубокая складка и губы плотно сжаты, — но все в нем было так привычно и не таило в себе ничего, кроме душевной простоты и внутреннего тепла, в котором росло и крепло ее доверчивое чувство. Она смотрела на него охотно, с удовольствием и нежностью. Она гордилась и тем, что носит его фамилию.
Мысленно оглянувшись назад, она на минуту сравнила: что было у ней раньше, в деревне, и чем владела сейчас… Там был у ней душевный застой, ничем не оправданное мечтание, постоянное ожидание, что Михаил вернется: там она жертвовала всем, что имела в себе, и он отплатил жестоким уроком. Кроме страданий, там было все непрочно.
Теперь же она владела богатством — огромным, надежно устойчивым, которое заключало в себе не только домашний уют и материальную обеспеченность, а нечто неизмеримо большее, способное жизнь заполнить до краев… Она будет учиться во втузе, работать здесь. У ней будут дети; Борис, конечно, будет любить их; он бережет ее, помогает ей расти, чтобы стала с ним вровень…
Да, она уже могла со спокойной уверенностью смотреть в будущее; могла не только угадывать его, но и ощущать как реальность — видимую, осязаемую, — в которой знала, какое место принадлежит ей.
Чувствуя себя необыкновенно легкой, подвижной, она прошла в кухню, где уже закипал электрический чайник. Она стояла над ним, поглядывая в окно на зеленую луговину у опушки леса, где молодежь играла в волейбол. Под светлым кленом сидела поодаль от всех юная парочка, прижавшись друг к другу, и ничто, кроме самих себя, наверно, не занимало их в этот предвечерний час… Но даже легкого воспоминания не пробудила в Марии эта сцена… Мертвые корни не оживут.
Мария Дынникова уже приучила себя к мысли, что жизнь ее началась только здесь, а в прошлом немногое было достойно воспоминания… Она содрогнулась от неожиданной догадки, что когда-нибудь, возможно, произойдет случайная встреча, ненужная, никчемная, досадная!.. Нет, Мария не хотела ее, да и сама встреча казалась ей совершенно невозможной…
Приготовив на стол, она пришла позвать Бориса.
— Иду, иду, Муся, — пробормотал он, отрываясь от газеты. — Кто говорил с тобой?..
— Настя Горохова и Бисеров… ты их знаешь?
— Как же, как же… Бисеров у нас отличный комсомолец… И ту знаю… Простушка такая, и голос, как у мужчины, а по работе — лучший бригадир.
Мария подала ему стакан, потом села напротив и начала рассказывать, о чем говорили с ней по телефону.