Выбрать главу

К аресту Логинова, вероятно, привели различные обстоятельства. Первым шагом стало исключение из партии, которое, по сути, равнялось объявлению вне закона. Затем он дал в НКВД письменные показания о том, что несет ответственность за заказ ненужной техники за рубежом (см. выше). Наконец, ему сообщили, когда забирали, что он арестован на основании показаний бывшего директора завода «Автоприбор» Стасюка и бывшего директора завода «Точприбор» Либермана по ст. 58, п. 7 и 11 Уголовного кодекса СССР — за «вредительство». Обоих бывших сотрудников Логинова заставили дать показания против него в тюрьме под пытками{1606}.

Хотя Логинов целый год наблюдал, как точно таким же образом арестовывали его честно трудившихся коллег, он все же был потрясен, когда сам стал жертвой произвола. Его мать и жена, присутствовавшие при аресте, плакали, сын молча во все глаза смотрел на отца. Логинов сказал им на прощание: «Что бы вам ни говорили обо мне, помните одно, что я никаких преступлений не совершал. Моя совесть чиста»{1607}.

д) В тюрьме и в лагере

Логинов, единственный из инженеров, так обстоятельно рассказывает о временах террора еще и потому, что он не просто чувствовал угрозу или видел аресты других, но и сам прошел через жернова НКВД. Поскольку главным мотивом к написанию мемуаров для него послужило именно стремление показать, что такое террор, ему удалось освободиться от табу и преодолеть характерную для его коллег привычку говорить обиняками, недомолвками и намеками. Он выработал собственный сдержанно-деловой стиль. Притом он совершал нечто столь неслыханное, что дополнительные словесные украшения показались бы избыточными и только уменьшили бы силу воздействия этих свидетельств очевидца. Его подробное повествование о времени, проведенном в тюрьме и лагере, где он сидел до 1945 г., редкостный документ. Он смотрел на себя как на летописца, который запечатлевает то, что утаивалось от его современников. Его цель -- в первую очередь зафиксировать даты и факты — хорошо видна, когда начинаешь знакомиться с текстом: «Возможно, пройдут многие и многие годы, и тогда будет рассказано народу с предельной ясностью и правдой обо всем происшедшем в этот период. Моя роль — рассказать правду, что еще сохранилась в памяти»{1608}.

В тюрьме на Лубянке Логинова посадили в камеру к высокопоставленным офицерам и инженерам вроде него самого. Там знакомились, словно на каком-нибудь съезде или в ДИТР, расспрашивали о заслугах собеседника, рассказывали собственную историю. По крайней мере вначале все уверяли друг друга, что их арестовали по ошибке и скоро всё разъяснится.

Логинова обвиняли в том, что он «мариновал технику», препятствуя ее дальнейшему развитию. На самом деле, по его словам, всё было как раз наоборот: поскольку никто не осмеливался подписывать заказы, он своей властью дал заказ на разработку и производство нескольких новых устройств, не заручившись поддержкой наркома{1609}. Напуганный нелепостью предъявляемых ему обвинений, Логинов демонстрировал твердую решимость не подписывать уже готовое «признание», которое подсовывал ему следователь. Он неоднократно подчеркивает, что ничем себя не скомпрометировал и всегда сохранял достоинство. Сознание, что он не поддался на уловки и приманки и не склонился перед несправедливостью, дало ему силы вынести эти нелегкие годы: «Я не считаю, что держал себя героем на протяжении всего следствия. Были моменты, когда я колебался и был почти готов признать ложь за правду. Но все же находил в себе мужество и продолжал честную линию своего поведения»{1610}. В отличие от сокамерников, он упорно отказывался допускать, что его арест служит общему благу, советской власти или вообще какой бы то ни было цели. О том, какие «сцены» разыгрывались между ним и следователем, Логинов выразительно молчит. После полугода заключения и допросов его в феврале 1939 г. привезли в Лефортовскую тюрьму, где его дело рассматривала Военная коллегия Верховного суда СССР.{1611}