Выбрать главу

б) Судьбы инженеров во время показательных процессов

Постоянные сообщения о «вредительской деятельности», нескончаемая череда больших и малых процессов против работников науки и техники способствовали тому, что инженеры сами верили в саботаж. По словам Татьяны Борисовны Стюнкель, Шахтинское дело обернулось для ее семьи настоящей драмой. Ее отец, профессор Борис Эрнестович Стюнкель (1882-1938), который в 1925-1928 гг. был инженером компании электростанций «Тепло и сила», а затем заместителем председателя Комитета электрификации Донбасса, не сомневался в виновности подсудимых. Брат напрасно пытался убедить его, что все обвинения — чистой воды ложь, и в 1928 г. в одиночку бежал из России{329}. Б.Э. Стюнкель и его друг Сергей Дмитриевич Шейн, председатель ВМБИТ, главный редактор «Инженерного труда» и «общественный обвинитель» на Шахтинском процессе, оба члены-учредители ВАРНИТСО, остались в стране, так как мысль о «заговоре» против инженеров казалась им нелепостью{330}. Шейн еще в начале столетия участвовал в революционном движении, неоднократно арестовывался и с 1917 г. занимал ответственные посты в химической промышленности{331}. На процессе «Промпартии» Л.К. Рамзин и председатель топливного отдела Госплана В.А. Ларичев (р. 1887) назвали Шейна членом «ЦК Промпартии» и «Инженерского центра». По их показаниям, он играл роль связующего звена между советскими организациями и старыми инженерами, а функцию «общественного обвинителя» исполнял только для маскировки{332}. Хотя Шейн во многих речах сожалел об ошибках ВМБИТ и клялся исправиться, в апреле 1929 г. после IV съезда ВМБИТ его сняли с должности главного редактора и в 1930 г. как члена «Промпартии» приговорили к смертной казни{333}. Б.Э. Стюнкеля в 1928 г. вскоре после Шахтинского процесса вместе с другими видными инженерами обвинили в саботаже: они, дескать, умышленно затягивали пуск электростанции в Башкирии{334}. Благодаря вмешательству Президиума ВСНХ это дело было прекращено, однако после процесса «Промпартии» ГПУ все-таки арестовало Стюнкеля, и он как член «Харьковского филиала Промпартии» получил приговор к десяти годам исправительных работ — в специальном конструкторском бюро ГПУ{335}. Стюнкеля причислили к технократам, поскольку Энгельмейер в своей статье о «философии техники» цитировал его слова о том, что промышленность сможет нормально развиваться только в том случае, если во главе каждого предприятия будет стоять опытный, всесторонне образованный инженер{336}.

Судьба инженеров Шейна и Стюнкеля показывает, как преданные слуги власти сами становились жертвами и какая трагедия ожидала людей, которые верили в Советский Союз и не могли себе представить, что правительство захочет избавиться от старых инженеров.

Даже Пальчинский не думал, что большевики предпринимает целенаправленное наступление на инженеров, а полагал, что ГПУ попалось на удочку какого-то «лже-агента» из-за границы и вскоре «все выяснится». Предостережения его жены Нины Александровны, которая гораздо реалистичнее оценивала ситуацию и видела приближение «несчастья», не лишили Пальчинского уверенности в торжестве истины и правосудия{337}. 21 апреля 1928 г., вскоре после опубликования информации о Шахтинском деле, Пальчинский был арестован в своей ленинградской квартире. ГПУ уже с 1926 г. собирало на него материалы, включавшие и доносы коллег. Так как подследственный не «сознался», его не судили вместе с шахтинскими инженерами. Проведя шесть месяцев тюрьме, Пальчинский наконец, письменно свел счеты с режимом, обвиняя ГПУ и партию в разрушении страны. Благодаря этому в руках следователя оказался документ, свидетельствующий, что политическая деятельность Пальчинского носила «антибольшевистский», а если отождествлять советскую власть с диктатурой пролетариата, то и «антисоветский» характер. В начале 1929 г. прокуратура присоединила его дело к процессу против инженеров золотой и платиновой промышленности. 24 мая 1929 г. «Правда» сообщила, что Пальчинский 22 мая приговорен к смертной казни и приговор уже приведен в исполнение{338}. Но, поскольку имя Пальчинского пользовалось слишком большой известностью и он слишком много значил для технократов, чтобы партия удовлетворилась одним физическим уничтожением, его посмертно объявили основателем «Промпартии» и на процессе 1930 г. символически уничтожили во второй раз, как одного из лидеров технократии, хотя он к тому времени был уже в могиле. Калинникова, Рамзина, Ларичева и других обвиняемых в ходе процесса вынудили уличать Пальчинского в тяжких преступлениях{339}. Реабилитировали его только в 1989 году{340}.