Поток изданий таких субъективных источников постоянно растет как на Востоке, так и на Западе. Стивен Коткин считал главным недостатком собственной работы то обстоятельство, что он не обнаружил «личных записок»{55}, но вряд ли какой-нибудь еще историк сможет сказать то же самое в будущем.
До сих пор, однако, мемуары в основном сортировались, издавались и комментировались. В исследованиях они, как и прежде, главным образом применяются как иллюстративный материал; часто из них извлекаются только даты жизни или выразительные цитаты, без учета целостной картины, которую рисует человек, характеризуя себя и свое время. Настоящая работа представляет собой попытку систематической оценки мемуаров и полной концентрации на личностях (в данном случае инженеров) и специфическом изображении их жизни.
Такой подход таит в себе определенные проблемы. Прежде всего историческая наука в целом относит автобиографии к числу «зыбких» источников. В то время как за текстами законов, документами, протоколами, отчетами комиссий, официальной статистикой и т. п., как правило, признаются объективность и достоверность, мемуары считаются не только субъективными, но и ненадежными. Они отнюдь не передают «историческую действительность» точь-в-точь, чаще всего пишутся через много лет после пережитого{56}. «Источник» воспоминаний о жизни — память, действующая выборочно. Записывается определенная подборка событий, оценка которых может быть сегодня иной, чем 30 лет назад{57}. То, что раньше ощущалось как тяготы и лишения, сегодня воспроизводится в сознании как подвиг, неприятное может быть вытеснено из памяти, а произошедшее в начале 1930-х гг. в воспоминаниях вполне способно соскользнуть в конец десятилетия. Рассказчик или рассказчица иногда сознательно, иногда неосознанно организует, структурирует и компонует в последовательное, логичное повествование отобранные, оцененные по-новому элементы воспоминаний. При этом большую роль играет то обстоятельство, каким намерением руководствовался автор, создавая мемуары, желал ли он исповедаться, оправдаться, оставить в качестве летописца свидетельство о своем времени или вследствие историко-политических переломов по-новому определить прошлое и убедиться в неизменности собственного «Я»{58}. В зависимости от мотивации жизнеописание может получиться очень разным. Возникает повествование, претендующее на то, чтобы показать жизнь автора, и тут же вызывающее вопрос, насколько оно соотносится с «действительно прожитой жизнью». Но ведь «аутентичной жизни» нет. Событие не существует в своей чистой форме: едва свершившись, оно покрывается оболочкой толкований, интерпретаций и оценок. «Голые факты» бывают только в теории; на практике их нельзя отделить от историй, рассказанных на их основе и по их поводу{59}. Поэтому мемуары — текст, который в момент написания представляет для автора его жизнь. Его мир именно таков; другого, скрывающегося «за рамками» или «более подлинного», для данного человека не было. С помощью автобиографий можно реконструировать как раз то, что ищет культурная история, — ценностные критерии, поведенческие модели, субъективные миры.
Это не значит, что мы возводим собственноручные жизнеописания в ранг абсолютных истин. Чтобы лучше оценить и упорядочить рассказанное, автобиографии, во-первых, сравниваются между собой, что позволяет установить, где мы имеем дело с оценками, общепринятыми для своего времени, а где встречаем индивидуальные суждения, в каких местах повествования противоречат друг другу, а в каких кто-то из авторов оставил пробелы. Во-вторых, мемуары включаются в контекст имеющихся данных и релятивируются путем сравнения с иными источниками — газетами, журналами, архивными материалами. Цель этого сравнения заключается не в том, чтобы разоблачить рассказы инженеров как «фальшивку» или, например, упрекнуть их в приукрашивании прошлого. Нас главным образом интересует вопрос, как инженеры пришли к оценкам и суждениям, которые мы сегодня находим в их записках.