Но еще колесо технической цивилизации СССР крутилось. Стали рассматривать возможность сооружения атомных теплоэлектроцентралей в Центральной России — в Ивановской и Ярославской областях. Я отлично помню, сам участвовал в организации, как собралось бюро обкома партии (КПСС) и протокольно приняли решение. Ярославский обком партии постановил рассмотреть возможность размещения атомной электроцентрали в районе поселке Дунилово.
Ну и что дальше? Протокол собрания Обкома в руке, а едешь по шоссе, ГАИ останавливает нашу машину с горьковскими номерами. «Куда? Кто такие? Атомщики? Я Вам покажу козью морду!» Мы говорим: «Позвольте, уважаемый, вот копия протокола бюро обкома, вот ваш генерал расписался. Будем спорить? Хотите, чтобы я о вас доложил вашему генералу?» «Нет, не хочу». Но одного гаишника образумишь, другого, а подъезжаешь заправляться — нет бензина, стали перед нами закрывать заправки, ну всяко разно по мелкому пакостить.
А к 90-му году проекты АСТ в Ивановской области и в Ярославской области закрыли уже решением сверху. Остановили проектирование Горьковской АСТ. И вот как раз с того момента наступила, так называемая, атомная пауза. Заморозили готовый первый блок Ростовской АЭС, прекратилась строительство третьего и четвертого «Калинина». Что-то вывели на консервацию, отчего отказались совсем, и сегодня — это уже руины, и, как говорится, даже вся королевская рать, не может шалтай-болтай собрать… Даже, если бы было такое желание.
И поэтому в 90-м году отрасль обратила свой взор на Восток и Дальний Восток. Наш институт должен был рассмотреть варианты размещения станций в Приморском крае и под Хабаровском. Было много продолжительных командировок. Но в конце 92-го прекратилось финансирование и этих проектов.
Надо сказать, там были интересные вещи. Хотели подземную АЭС разместить и построить в хребте Хехцир. Это в Большом Сельхотолене один из хребтов. Со сложным гранитным баталином. Посчитали и прослезились. Пришлось отказаться, потому что надо ведь было учесть еще сложность диагностики и обслуживания, а еще у нас с советских времен к каждой площадке требование — эвакуационный выход минимум в две стороны. А там реки после муссонных дождей смывают дороги. Место под площадку подходящее даже не успели найти. То тигры мешают, то местное население, то река Большой Уссур.
Выплывали, выкарабкивались, выживали на проектировании местных ТЭЦ — Сормовской, Нижегородской, Кстовской. Работы по городским сетям также не давали пойти по миру. Время было бартерное, а за коммуналку нашему институту платить вынь да положь, так что живые деньги, которое население платило электросетям, частично доходили и до нас. Но все, конечно, было весьма и весьма непросто.
У нас эта трансформация, которая сейчас идет, на моей памяти не первая. Первая была 86-ом году, когда отделили атомную тематику от тепловой. И у нас тогда институт стал называться Атомтеплоэлектропроект. Потом разделили его на два: Гидроэлектропроект и Атомэнергопроект. Говорят: два переезда равняются одному пожару. А два переименования, наверное, — одному потопу. Мы, когда отделялись, архив потеряли, затопили в подвале.
Следующая трансформация была в 97-ом году, когда руководители признали свои ошибки и перегибы, и нас опять объединили с проектным блоком. В конце 97-го года начались потуги, попытки пуска первого блока Ростовской. Ростовская уже почти 10 лет стояла в консервации. Тогда поменялось законодательство, и чтобы расконсервировать и пустить Ростов-1, надо был пройти через государственную экологическую экспертизу и общественные слушания.
Помню еще пионером смотрел по телевизору, как поезд везет из Франции в Германию отработавшее ядерное топливо. Зима, а немцы сидят на рельсах и не пускают этот поезд в страну. Я тогда удивлялся: «Надо же какие буйные экологи, как они за природу радеют-то!». И только потом эта идиллическая картина предстала передо мной во всей своей красе: сколько кому заплатили, столько он и отсидел на этой рельсе.
Потому что тоже самое происходило у нас на «Ростове» в конце 90-х. Также на дороге лежали активисты, а а подогретые алкоголем казаки кричали: «Не любо!» А потом была Государственная экологическая экспертиза. На моей памяти это единственный раз, когда в комиссию вошло 82 эксперта. Это сейчас, когда все идет по накатанной, все налажено, там — 12–16 экспертов, а тогда — 82! И возглавлял эту экспертизу Виктор Иванович Осипов. Он тогда уже стал академиком РАН, а когда я учился, он у нас профессорствовал, возглавлял нашу кафедру. На 4-ом курсе вел мою курсовую. И когда на первом пленарном заседании мы все сделали доклады, вышли на перерыв, он поманил меня пальцем: «Пойдем, Володя! Расскажешь теперь мне, что у вас там на самом деле».