Впрочем, все это показалось цветочками, когда ягодки пошли. Все принципиальные преграды на пути Тяньваньского проекта устранены, и тут наступает дефолт. Предприятия разорялись: не было оборотных средств, а выжившие банки отказывали в кредитах. У меня тогда было много встреч с банкирами. Например, с новым главой ВТБ Андреем Костиным. Он мне говорит: «Хорошо, мы вам даем кредит на оборотные средства. А где обеспечение, где гарантии? Заложите свое предприятие». А у нас, кроме компьютеров, столов и мыслей, ничего нет. Он поясняет: «А мы не можем без гарантий, государство запретило».
«Альфа-Банк» же как банк коммерческий решил: «А чем черт не шутит!» В условиях финансового кризиса ему как раз был нужен такой долгоиграющий партнер-государственник. При этом банк хотел, конечно, убедиться, что станция гарантированно будет построена. Я предложил главе банка Петру Авену направить в Китай кого-нибудь из менеджмента для контактов с китайским заказчиком. Он согласился, мы слетали, и Авену доложили настроение китайцев. А настроение было такое… Я, вообще, хочу сказать, меня сразу поразило, с какой уверенностью китайцы смотрят в будущее. Правда, не всегда их прогнозы были обнадеживающими для нас. Так, например, во время обсуждения, на каком языке будет вестись техническая документация, мы предлагали русский. Это было логично: многие китайские технические специалисты учились в Советском Союзе. Но заказчик настоял на английском языке. Доводы были следующие: станция строится 10 лет и эксплуатируется 60 лет. За это время все китайские специалисты, знающие русский язык, умрут, а новое поколение учит преимущественно английский. Крыть было нечем.
И вот Авену докладывают, что даже если Россия вдруг по каким-то причинам захочет тормознуть проект Тяньваньской АЭС, то Китай не позволит. Заставит Россию выполнять свои обязательства. Это был довод, который «Альфа-Банк» принял. И они открыли нам линию в 100 миллионов долларов. И мы с ними прекрасно работали, а потом уже началась поддержка и госбанков.
Нельзя не сказать пару слов и о таком «выдающемся» бизнесмене, сыгравшем не последнюю роль в драматичной судьбе «Атомстройэкспорта», как Каха Бендукидзе. В 1988 году он сколотил свой первый кооператив «Биопроцесс». А к середине 1990-х уже скупил акции «Уралмашзавода», «Красного Сормово», Ижорских заводов. В 1996-м он становится председателем совета директоров Объединенных машиностроительных заводов (Группа Уралмаш-Ижора). В 2001 году входит в состав Совета по предпринимательству при кабинете министров Михаила Касьянова, а в ноябре 2003 года ОМЗ получают контроль над «Атомстройэкспортом». Финансовые потоки АСЭ составляли тогда около 640 миллионов долларов в год, портфель заказов был почти на 3 миллиарда долларов.
Бендукидзе даже не скрывал, что приобрел контроль над АСЭ, чтобы при случае перепродать с наваром. Но когда тендер на строительство АЭС в Финляндии, обрушив цену, выиграла французская Areva, Бендукидзе потерял интерес к атомному экспорту и передал штурвал представителю «Силовых машин». Им же и собирался сбыть компанию. Новый директор изучил все, что касается вывода активов и, недолго думая, передал материалы в прокуратуру. Но пока суд да дело, Бендукидзе — уже в Грузии, где Саакашвили назначает его министром экономики.
Возрождение ядерного экспорта России — это, безусловно, подвиг тысяч людей, поистине героическая страница новейшей истории России. На этой странице есть победы, поражения, отчаяние — все есть. Несмотря на противодействие, несмотря на то, что молодежь, по большей части занималась коммерцией и вся тяжесть возрождения отрасли, по сути дела, легла на плечи ветеранов. Так, например, Александр Константинович Нечаев в 1981 году обеспечивал ввод в эксплуатацию второго энергоблока АЭС «Ловииса», а в новом веке руководил китайским проектом — сооружением первой в мире АЭС с постчернобыльской философией безпасности, был вице-президентом АСЭ.
Юрий Парфеньевич Сараев строил Белоярскую станцию, был директором Смоленской АСЭ, а потом строил станцию на Кубе — АЭС «Хурагуа». Теперь там два блока стоят, как призраки. Огромную роль в возрождении ядерного экспорта сыграл Евгений Александрович Решетников. Это был единственный замминистра в Минатоме, который реально знал, как строить атомные станции. Благодаря своей страстности он много сделал для первых зарубежных проектов. Мы с ним были как близнецы-братья. С Решетниковым и Нечаевым мы везде, на всех ключевых переговорах, были вместе. Китайцы нас называли «три богатыря».