Areva, франко-германская компания, занимавшаяся разработкой и производством оборудования для атомных электростанций, забыла однажды об этом и наняла дешевую рабочую силу, закупила бюджетные материалы. Отсюда и было отставание по срокам. Скупой платит дважды, а в этом случае и больше: они трижды вырубали по 600–700 кубометров бетона — он не выдерживал нагрузок при испытаниях.
Однако профессионализм — это еще не все. Человек, который идет на такую большую стройку, должен быть энтузиастом, лидером. Если он не такой по жизни, если у него нет желания быть первым, то лучше не браться за это дело.
Функции руководителя атомной стройки — почти как у дирижера симфонического оркестра, который знает тонкости партитуры, слышит каждый инструмент, определяет музыкальный строй. Мы в России традиционно выращиваем специалистов для отрасли, в том числе управленцев строек. Подчеркну: человек, который приходит в нашу сферу, должен быть еще и спортсменом по духу, должен работать не покладая рук, стремясь к чемпионской планке. Управление стройкой — дело абсолютно творческое, оно предполагает ежедневное оперативное решение неординарных задач. График — вещь условная, поскольку все время возникают новые, часто неожиданные обстоятельства. Скажем, опаздывает оборудование, и ты должен точно решить, как поступить: оставлять проем, останавливать стройку или искать еще какой-то другой выход. Надо соображать! И еще одна особенность атомной стройки: здесь не обойдешься без способных инженеров, квалифицированных рабочих, сюда не наберешь людей с улицы. Это подтверждает весь мировой опыт. И дело руководителя — найти соответствующие кадры.
А вообще я так скажу: работы легкой не бывает, такая разве что у тех была, кто в свое время призывал всех ехать на БАМ, на целину, а сам оставался в горкомах, обкомах и дорастал до кресла в отделе ЦК. Ерунда, что зарплата небольшая: они знали, что в любой магазин придут — и им принесут всего, чего пожелается. Из-за таких и происходили все беды в определенный момент, и тот же Чернобыль.
Чернобыльский реактор не имел защитного корпуса, и в результате неправильных действий операторов, недочетов в конструкции реактора, недостаточных в то время знаний о цепной реакции произошел этот взрыв. Вылетели 180 тонн топлива, которые в дисперсном виде рассеялись по ровной поверхности. Графит, используемый в качестве замедлителя, горел, и все это с парами разнеслось по большой территории. Отдельные язычки заражения вытянулись аж до Северной Европы.
Далеко, пусть и в небольшом количестве, долетели короткоживущие радионуклиды. С помощью радиометрии выяснили, где находятся долгоживущие радионуклиды (это цезий и плутоний, у которых период полураспада соответственно 220 и 150 лет). Эту 30-километровую территорию обозначили, оградили и сказали, что людям здесь жить не рекомендуется. Проживающих там людей государство переселило. Теперь уже известно: жить там было можно, а заниматься определенными видами сельского хозяйства — нет. Например, можно было держать коров, есть полученные из их молока масло и сметану, а вот само молоко пить нельзя. Нельзя было есть грибы, потому что они интенсивно накапливают радионуклиды. Но опять же все зависит от того, сколько грибов съесть или яблок. Чтобы получить годовую дозу, нужно было умять две с половиной тонны яблок.
Сегодня известно также, что переселение привело и к тому, что люди испытали колоссальный стресс. Многие начали рано, в очень молодом возрасте, уходить из жизни — именно из-за потрясения, а не от облучения.
Я сам, например, получил 36 рентген и так скажу: все индивидуально. До этой беды у нас годовая допустимая доза равнялась 0,5 рентгенам. Потом ее подняли до 2,5, а потом — до 25. И, если эта норма была превышена, тебя выводили из зоны. Многие заходили в зону, а потом снимали куртку с дозиметром в кармане (ну жарко же!) и шли, копали, возились — естественно, не набирали рентгенов. Многие так делали. Но были и те, что привязывали свой дозиметр к бульдозеру и за двое суток зарабатывали билет домой.
Первые атомные станции за рубежом строило поколение, которому было 35–36 лет. Не много, тем не менее это были уже люди с большим багажом знаний и богатым производственным опытом, люди, которые прошли в основном Нововоронежскую АЭС, Белоярскую АЭС, и это придавало нам всем уверенность. Когда же мы начинали контракты по Китаю, Бушеру, то после двенадцатилетнего перерыва в строительстве и вводе новых блоков в России у нас не было подготовленного молодого костяка. С действующих станций на Украине и в Литве мы брать людей не могли. И поэтому почти весь наш персонал был седым. Молодых, до 35 лет, было человек тридцать, остальные — пусконаладчики, персонал на блочном щите — были представители старой гвардии, люди далеко за пятьдесят. Можно сказать, суворовские чудо-богатыри.