Здесь Лелевель выдвигал свой второй аргумент: международное рабочее движение было готово поддержать польский вопрос более решительно, чем это могли сделать либералы или даже демократы, объединенные вокруг Мадзини. Это логически вытекало из тогдашней ситуации: Польша была главным антагонистом Священного союза, поляки — авангардом революции. В этом движении разные лагери ставили себе разные цели: введение конституции в той или иной стране, всеобщее голосование, объединение Италии или Германии. Рабочее движение в своих планах шло дальше: оно стремилось преобразить мир, подымалось над национальными различиями, объявляло борьбу любому гнету. Именно поэтому на него могли рассчитывать поляки. В цитированном выше письме о том, как коммунисты «превосходно выступили в защиту польского дела», Лелевель имел в виду празднование 29 ноября в Лондоне, организованное Братскими демократами. На нем выступали Маркс и Энгельс. Первый развивал мысль, что условием освобождения Польши является всеобщая победа революции. Второй заявлял: «Освобождение Германии не может совершиться без освобождения Польши от угнетения ее немцами. Вот почему Польша и Германия имеют общие интересы».
В тот же день ноябрьское торжество в брюссельской ратуше стало также манифестацией радикального характера. Бельгийские и французские ораторы принимали польский вопрос за исходный пункт для изложения собственных политических требований. В особенности бельгиец Шарль-Луи Спильтхорн, выступавший от имени Демократической ассоциации, решительно подчеркнул связь польского дела с делом демократии и осудил польских реакционеров, как и врагов прогресса в других странах Европы. Выступал и Лелевель, основным мотивом речи которого было чувство надежды, внушаемое пробуждением народов Европы, надежды на помощь, какую может ожидать от них Польша.
В течение трех следующих месяцев Лелевель был исключительно деятелен, организуя все новые публичные выступления по польскому вопросу. Немецкое рабочее общество пригласило его на встречу Нового года. «В девять часов вечера, — рассказывал Лелевель Зверковскому, — я отправился в залу на верху харчевни «Под лебедем» на площади Ратуши. Зала широкая, стол в три ряда поставлен так: m. Я увидел себя в совершенно ином мире, в немецком мире, со своими физиономиями и своими обычаями. Было полтораста, может быть до двухсот человек, из иностранцев — Энбер, француз, Пикар, бельгиец, и я, поляк. Немок было более двадцати, привлекательные, ни одной не найти, чтобы была безобразна; было и несколько детей. Члены общества, как сидящие за столом, так и обслуживающие, все увриеры, все празднично одетые, деликатные… После прочтения каких-то предписаний общества и краткого обсуждения какого-то вопроса на стол, где стояли хлеб и салат, начали приносить фаро и кое-где вино. Около 10 часов вечера принесли миски с мясом, угощение завершало еще одно мясное блюдо. Во время этого ужина начались тосты». Одним из первых выступал Маркс, вслед за ним Лелевель на тему братства между народами. «Я сказал, что эти слова имеют большое значение, они могут создать союз народов, преодолеть религиозные несогласия, национальную неприязнь, они могут утвердить демократию со всеми ее последствиями. Польша в своем несчастье предлагает братство добрым соседям — немцам». Затем были еще тосты, потом песни, музыка, декламация, в частности, при участии госпожи Маркс. «Я ушел уже пополуночи, рассказывают, что еще долго потом танцевали».
Шесть недель спустя, 14 февраля, в годовщину смерти Конарского, Лелевель организовал «пестелевское» торжество, то есть посвященное памяти декабристов. На эстраде «шесть покрытых трауром стульев» напоминали о пяти русских и одном поляке, погибших в борьбе с царизмом. От имени русских выступал Бакунин, только что высланный из Франции за получившее широкий отзвук выступление на польском ноябрьском торжестве в Париже. Основной идеей речи Бакунина было то, что в России назревает революция, дни царизма сочтены, освобожденная Россия подаст братскую руку полякам.
Лелевель отвечал ему в подобном духе: «Ты сам хорошо знаешь, что взаимопонимание между русскими и поляками наталкивается на препятствия, которые на первый взгляд трудно преодолеть. Наше будущее во многих отношениях темно… оставим это будущее в стороне, не будем беспокоиться о нем… Свергнем прежде всего тирана, который нас гнетет, тиранию, которая нас принижает, поднимем дело народа, пробудим в нем демократический дух, а все образуется и наладится по общей воле всевластия обоих народов».