Раздумья василевса прервал приход протоспафария. Стефан доложил, что привел Иоанна, который ожидает в соседних покоях. Затем обстоятельно рассказал императору все, что смог узнать об Иоанне.
— Приведи его, — повелел император.
2
Протоспафарий провел Иоанна на террасу и склонился в почтительном поклоне перед Юстинианом.
— Твое повеление исполнено, государь.
Василевс взмахом руки отпустил Стефана и перевел взгляд на юношу. Иоанн в замешательстве смотрел на императора, не зная, как ему нужно поступить в этом случае.
— Прости меня, государь, за мое невежество, — наконец вымолвил он, — но я не знаю обычаев византийского двора и потому пребываю в полной растерянности.
Юстиниан слегка улыбнулся:
— Представь себе, Иоанн, что мы с тобой просто два путника, случайно повстречавшиеся в пустыне. Вокруг нет ни дворцов, ни людей. Какие в пустыне могут быть церемонии?
— Мне это легко представить, государь, у нас в Сирии много пустынных мест.
— Вот и хорошо, проходи и садись, в пустыне особенно приятно утолить жажду.
Он подвел Иоанна к небольшому низенькому столу, уставленному фруктами, соками и вином. Они по-восточному обычаю возлегли возле стола, облокотившись на небольшие подушки.
— Что тебя, Иоанн, сын Сергия, привело в Константинополь и почему ты искал со мной встречи?
Когда Иоанн подробно рассказал о цели своей миссии, император нахмурился.
— Почему же ты решил, что я буду помогать своему врагу восстанавливать его еретический храм?
— Халиф в любом случае восстановит свою каабу в Мекке, — нимало не смутившись, ответил Иоанн, — с нашей ли помощью или без нее. Но во втором случае мы, христиане, будем сами повинны в разрушении нашей величайшей святыни. Позволю себе думать, что и для тебя, православного самодержца, небезразличны святые места, где Господь страдал и воскрес.
Юстиниан в задумчивости опустил голову, как будто прислушиваясь к собственным мыслям. Затем, подняв голову, он внимательно посмотрел на Иоанна.
— Мне нравится твое умение рассуждать логично. Хорошо, я подумаю над твоей просьбой.
— Да приумножит Господь дни твоего царствования! — воскликнул Иоанн, обрадованный надеждой, что его миссия может так быстро и легко разрешиться.
Юстиниан неожиданно встал и направился к каменным перилам террасы. Иоанн, поднявшись, последовал за ним. Император дошел до балюстрады и облокотился на нее. Затем, глядя в море, он тихо заговорил, как бы не обращаясь ни к кому:
— Мой отец правил царством шестнадцать лет, мне же одним отшельником было предсказано, что я буду царствовать так же долго, как и мой отец. Десять лет я уже на троне, так что, если верить предсказанию, то мне осталось шесть лет, а у меня даже нет наследника. Моя жена умерла, оставив мне только дочь. В свои двадцать шесть лет я уже, словно старик, рассуждаю о бренности славы и суетности земного бытия.
Сказав это, Юстиниан замолчал, продолжая глядеть в морскую даль. Иоанн встал рядом с императором, и вдруг у него пропала всякая неловкость, он уже не чувствовал, что стоит рядом с грозным владыкой. Перед ним был лишь одинокий человек с такой же вопрошающей и ищущей душой, как и его собственная. И Иоанн заговорил так, как разговаривал бы с простым собеседником:
— Мне представляется, что человек должен рассуждать об этих вещах всегда. Во всяком случае, с того времени, как эта дарованная Богом способность открывается в нем. Меня уже сейчас угнетает мысль, что мне уготована участь служения при дворе халифа. Как бы я хотел уйти в монастырь вслед за моим учителем, преподобным Космой! Но отец об этом и слышать не хочет. Он говорит, что мой долг — продолжать дело Мансуров. Душа моя жаждет одного, а повиновение родителям требует другого. Я понимаю, что по заповеди Божией должен почитать отца своего и помогать ему нести службу государеву. Но в Евангелии я вижу другой пример, когда апостолы тотчас оставили лодку и отца своего и последовали за Христом.
Юстиниан снисходительно усмехнулся:
— Оставаясь с отцом, ты все равно живешь со Христом. От тебя же никто не требует отречения. Просто уязвляется твоя душа, не имея возможности исполнить свое хотение. Вот если бы любовь к отцу требовала отречения от Христа, тогда надо было бы выбирать между любовью к Богу и любовью к родителю. Для христианина выбор ясен, потому как он помнит: «Кто возлюбит отца или матерь более Меня, не достоин Меня».