— Тогда вы, христиане, должны быть благодарны иудеям за то, что именно они исполнили волю Божию, — торжественно заключил разговор халиф и знаком руки показал, что аудиенция закончена.
Иоанну ничего не оставалось делать, как только, поклонившись, удалиться, так и не успев возразить на этот выпад сарацинского владыки. Теперь же, придя домой, он ощутил в душе чувство неудовлетворенности от неоконченного разговора с халифом. Посидев в раздумье, Иоанн решил написать полемическое сочинение на тему сегодняшней беседы. Он пододвинул к себе чернильный прибор, взял лист пергамента и, обмакнув перо в чернильницу, крупными буквами вывел название: «Разговор христианина с сарацином». Подумав еще немного, он быстро и уверенно начал писать: «На вопрос сарацина: "Кого ты считаешь виновником добра и зла?" — христианин отвечает…»
Вечер уже давно перешел в глубокую ночь, слуги внесли в библиотеку дополнительные светильники, а Иоанн все продолжал писать. Работа по написанию сочинений ему всегда доставляла радостное блаженство, сравнимое, пожалуй, только с молитвой. Во время своих писательских трудов он совсем не замечал времени. Солнечный луч света, проникнув через окно библиотеки, заиграл на ровных, аккуратных строках пергамента. Иоанн, отложив перо, блаженно потянулся до хруста в костях. Затем, счастливо улыбнувшись, встал из-за стола и, подойдя к иконам, начал молиться.
2
Хотя до императора Льва доходили слухи о том, что Омар пытается всю жизнь своего государства перестроить в строгом соответствии с Кораном, но все же его письмо о вопросах веры оказалось полной неожиданностью. Халиф писал Льву: «Во имя Бога, Омар, властитель верующих, — Леону, императору греческому. Много раз я желал узнать ваше мнение об учении вашей веры и часто старался сведать, что вы о том думаете, но никак не мог понять этого. Теперь объясни мне подлинно…» Лев два раза перечитал письмо Омара и задумался: «Что все это может значить? И как религиозное рвение халифа может повлиять на дальнейшие отношения с сарацинами?» Он собрал по этому поводу небольшой совет, куда пригласил патриарха Германа, его синкелла[70] Анастасия, епископа города Наколии Фригийской Константина, с которым сдружился еще будучи стратегом Анатолийской фемы, асикрита[71] патриция Феодора Дуксия, квестора священного двора[72] патриция Игнатия Фукса, магистра оффиций патриция Сергия Харта. После тщательного изучения письма Лев предложил членам синклита высказать свое мнение. Патриарх Герман слегка кивнул головой в сторону своего синкелла Анастасия.
— Благочестивейший и светлейший государь наш Лев, — начал свою речь Анастасий, — если твоему величеству угодно выслушать мое мнение, то оно сводится к следующему. Омар, не понимая всей глубины и истины христианского учения нашего, искажает эту истину по своему суетному разумению. Но задает он эти вопросы не для ответов, а для смущения твоей души, дабы ты, государь, прочитав это письмо, обратился в его сарацинскую веру. Напрасно же сей еретик надеется поколебать твое высокомудрие. Господь наш Иисус Христос заповедовал нам, говоря: «Не мечите бисера вашего перед свиньями…» И если внимать прилежно сей Божественной заповеди, то на письмо Омара ответ не следует давать совсем.
После синкелла заговорил квестор священного двора Игнатий:
— Великий наш государь! Слова Анастасия, несомненно, справедливы, но только если бы с подобным письмом обратилось частное лицо. Поскольку же послание принадлежит сарацинскому государю, то умолчание на него может обратиться против нашей веры. Ибо сарацины скажут: христиане убоялись задаваемых им вопросов, потому как не имели на них надлежащих ответов. Вот почему, государь, необходимо дать ответ Омару подробно и обстоятельно по каждому задаваемому им вопросу.
После выступления Игнатия слово вновь взял покрасневший от досады Анастасий:
— Я бы с радостью согласился с достойнейшим патрицием Игнатием, если бы на все вопросы Омара мы без труда могли бы дать достойный ответ.
Все собрание с удивлением воззрилось на синкелла, ожидая от него объяснения столь странного заявления. Патриарх неодобрительно нахмурился, но промолчал.
— На все задаваемые вопросы о пророчествах, о книгах Священного Писания и даже о троичности Лиц в Боге и прочих вопросах халифа, — продолжал Анастасий, — христианская философия ответит без труда. Но есть в письме из Дамаска один вопрос, на который ответить очень сложно.
70
Синкелл — пресвитер или монах, живущий при патриархе как сотрудник, вроде личного секретаря.
71
Асикрит — секретарь тайной канцелярии императора, лицо, принадлежавшее к высшему разряду императорских секретарей.
72
Квестор священного двора — чиновник, ведавший законодательной функцией императорской власти, председатель консистория — совета при императоре; эту должность обычно исполнял образованный и авторитетный юрист.