Какая житейская сладость
непричастна скорби?
Какая слава была на земле неизменною?
Всё — тени слабее,
всё — обманчивее сонных мечтаний.
Одно мгновение — и всё это
наследует смерть!
Он уже не просто сочинял, а сама душа его стонала и пела скорбные слова:
Увы мне! Какая борьба при разлуке
души с телом!
Увы мне! Как скорбит она тогда и —
нет сострадающего.
Обращает взоры к Ангелам? Мольба напрасна.
Простирает к людям руки? Нет помощника.
Любезные братья мои! Вспомним краткость
жизни нашей;
Помолимся Христу, да упокоит
преставленного
И душам нашим подаст великую милость.
Суета — всё человеческое;
всё не минует смерти.
Уже к вечеру Иоанн отдал рукопись Никифору, объяснив, каким мотивом ее можно петь на погребении. Когда на следующий день тело покойника принесли в храм, под его сводами впервые зазвучали погребальные стихиры Иоанна. Сам автор стоял в храме и задумчиво внимал гармоничному звучанию хора:
Плачу и рыдаю, когда помышляю о смерти
И вижу созданную по образу Божью красоту,
Лежащую во гробе
Безобразною, бесславною, не имущею вида.
О чудо, что за тайна совершилась над нами?
Как предались мы тлению?
Как соединились со смертью?
Истинно, только по воле Бога
Подается покой преставленному.
Иоанн стоял и плакал. Плакал о том, что не сдержал своего обета, нарушил запрет своего старца. Ему теперь было даже стыдно возвращаться в келью Диодора. Хотелось спрятаться от старца, забиться в какую-нибудь щель. Стать незаметным. Что-то теперь будет? Как воспримет его грех старец? Иоанну вдруг ясно представилось смятенное состояние Адама после его грехопадения. «Адам убоялся и пытался скрыться от Бога. Глупец, как же можно укрыться от Всевидящего? Только повреждение ума могло породить эту безумную идею. Значит, первым следствием грехопадения стал страх и помрачение рассудка. Господи, не дай помрачиться рассудку моему. Бог вопрошает: "Адам, где ты?" А разве Бог не знает, где Адам, зачем спрашивает? Да потому и спрашивает, что хочет покаяния Адама в грехе. Адам, отзовись покаянием! Приди, как заблудившийся сын. Господи, дай мне истинное покаяние! Господи, смягчи гнев Диодора, да примет он покаяние мое. Нет, не раскаялся Адам в грехе своем. Он признается лишь в страхе перед Богом. Откуда же этот страх у тебя? Не ел ли ты с дерева? Господи! Перемени страх мой на покаянное чувство любви. Второй раз любящий Отец зовет Адама к покаянию. Но покаяния в Адаме нет. Во всем он винит своего Создателя: "Жена, которую Ты мне дал, она мне дала, и я ел". О человеческое неразумие, закосневшее в грехах своих, доколе мы будем искать виноватых вокруг себя? Никифор здесь ни при чем. Я сам желал нарушить этот запрет. Желание прикоснуться к запретному плоду мучило и терзало мою душу. А я, глупец, подумал прекратить это терзание, исполнив свое желание. Так что же? Теперь, когда я вкусил запрещенное, меньше ли терзается моя душа? Нет, она еще больше страдает. Господи, помоги мне принести достойные плоды покаяния. Не отринь меня от Твоей милости».
2
С трепетным волнением ожидал Иоанн возвращения старца. Три дня он не вкушал никакой пищи и стоял на молитве день и ночь. «Придет старец, — думал Иоанн, — и я сразу упаду пред ним на колени и буду смиренно просить какую угодно епитимью, только бы вымолить прощение». На третий день, утомленный молитвой, он задремал. Проснулся Иоанн от того, что почувствовал на себе чей-то упорный взгляд. Он открыл глаза и увидел стоящего над ним старца. Взгляд наставника не предвещал ничего хорошего. Видно, кто-то уже опередил Иоанна и доложил старцу о нарушении его запрета.
— Что так скоро ты забыл свои обещания? — сказал старец каким-то отрешенным голосом, а потом, указав на дверь, твердо произнес: — Уходи. Таким, как ты, не место в нашей святой обители.
— Прости меня, отче, я виноват перед Богом и тобой и уже недостоин быть твоим учеником, но дай мне возможность искупить свой грех.
— Уходи. Ты оскверняешь своим непослушанием святыню этого места, — снова указал старец на дверь. — Пока в твоей душе живет гордыня, держись от наших келий подальше, чтобы не стать соблазном для других.