Знали люди и о том, как цари становятся царями. Достаточно часто корона переходила от отца к сыну или другому родственнику по мужской линии, но порой происходили перевороты. Если человек не принадлежал к правящей династии, он мог захватить власть лишь с помощью насилия. У евреев это случалось не реже, чем у язычников. За двести лет до того дня, как Иисус предстал перед Пилатом, Иуда Маккавей основал свою династию в результате вооруженного восстания против сирийцев. Он добыл еврейскому народу национальную независимость, а себе и своим потомкам — корону, никогда прежде не принадлежавшую этой семье. За тридцать лет до рождения Иисуса Ирод Великий нанес поражение Парфии, великой империи на востоке, и в благодарность Рим сделал его «царем иудеев», хотя и он также не мог похвастать знатным происхождением.
Итак, когда к Пилату приводят Иисуса и кто–то шепчет, что первосвященники отдают этого человека на суд Рима, потому что он возомнил себя царем, Пилат делает напрашивающийся вывод. Он не разбирается в странных (на его вкус) обычаях иудеев и не имеет ни малейшего желания вникать в них, но ему прекрасно известно, что такое цари, что такое царская власть, каков ее источник и как нормально вести себя для того, кто претендует на верховную власть. Его обязанность – не допускать подобных поползновений на вверенной ему территории. Вот почему он сразу же задает главный вопрос: «Ты царь иудейский?»
Он сам знает, насколько нелепой была бы подобная претензия со стороны бедняка, родившегося в захолустье, и заранее уверен в ответе. Этому человеку удалось собрать жалкую горсть приверженцев, да и те сразу же разбежались. Понятное дело, он вовсе не царь. Но — кто его знает, может быть, он считает себя царем? Может быть, это безумец? Надо выяснить. И Пилат задает свой вопрос.
Но, как нередко бывало и с другими собеседниками Иисуса, на вопрос Иисус отвечает другим вопросом. Откуда взялась у тебя эта мысль? — спрашивает он Пилата. Кто подсказал ее тебе? Пилат отмахивается от встречного вопроса. Он еще раз повторяет: ему и дела нет до нелепых иудейских споров. Иисус наверняка сделал что–то дурное, иначе бы его не привели на суд.
Иисус отвечает довольно странно, как бы и признавая обвинение и придавая ему совершенно иной смысл. Его Царство, говорит он (да, он признал, что обладает царской властью, и Пилат продолжит расследование в этом направлении), — его царская власть происходит не от этого мира. Не следует сжимать перевод до «царство мое не от мира сего», как это порой делают, и понимать это в том смысле, что его «царство» лежит не в этом мире, представляет собой духовную или небесную реальность, которая не имеет ничего общего с нынешним миром. Нет, суть отнюдь не в этом, тем более что Иисус учил своих учеников молиться в том числе и о том, чтобы царство наступило «на земле как и на небе».
Нет, важно подчеркнуть, что царская власть Иисуса происходит не от «мира сего». И это понятно. «Мир сей», как мы постоянно видим у Иоанна, является источником зла и мятежа против Бога. Иисус отрицает подобное происхождение и подобное качество своей власти, но не отрицает связи своего царства с миром, иначе ради чего он сам пришел в этот мир (стих 37), ради чего он был послан и в свою очередь пошлет в этот мир учеников (17:18; 20:21). Его царство происходит не от этого мира, но предназначено для этого мира. В этом принципиальное различие.
Если бы царство Иисуса было «нормальным», люди сражались бы за него и не допустили его ареста. Собственно, это они и попытались сделать, но он остановил их (18:10–11). Петру еще предстоит усвоить тот урок, который в этой сцене Иисус пытается преподать Пилату; чтобы Петр вполне усвоил урок, понадобится воскресение. Тем не менее Иисус с уверенностью именует себя царем, хотя он царь совсем иного типа, нежели Иуда Маккавей, Ирод Великий и тем более римский кесарь. Он царь иного типа — потому–то он и пришел в мир.
Он говорил и нес истину. Истину не добудешь из пробирки, не вычислишь математически. Истину не спрячешь в карман, философы и юристы не могут притязать на обладание ею. Истина — дар, и она, подобно Иисусову царству, происходит не от этого мира — но обитает в нем. Иисус пришел свидетельствовать о истине. Он и есть истина.
Пилат способен воспринимать все вещи только в перспективе мира сего. Насколько ему известно, истина — это меч в его ножнах (пистолет в кобуре, ракета, замершая в шахте). Политическая «истина», моя истина против твоей, мой меч против твоего меча, а в принципе эти противопоставляемые истины мало чем отличаются друг от друга. С точки зрения римского прокуратора, твоя истина против моей — это моя власть против твоей беспомощности, мой крест, на котором повиснет твое нагое тело.