и. Цезарь это позволил; но ливонцы представили об опасности для них от знакомства русских с иностранцами, и набранные люди были задержаны в Любеке; сам Шлитте был задержан в Ливонии; испрошено позволение не пропускать в Россию мастеров и художников, и один из набранных, Ганц, пробираясь в Россию, был казнен. Русской торговле, которой всеми средствами старались мешать соседи, открылся в 1553 г. новый исход: английская торговая компания, отыскивая путь через север в Китай, снарядила экспедицию, которую король Эдуард VI снабдил грамотою к государям северным и восточным. Часть экспедиции погибла на пути, но Р. Ченслер прибыл в устье Сев. Двины, был отправлен в Москву и милостиво принят государем. В 1555 г. он явился послом от Филиппа и Марии. Англичане получили привилегию торговать без пошлины, иметь свои дома в русских городах. В 1557 г. русский посланник Осип Непея выговорил такие же права в Англии для русских купцов. Пример англичан побудил и голландцев явиться в Двинское устье, где они и торговали до 1587 г.; так завязались у России сношения с другими народами, помимо ближайших соседей, которые желали остановить эти сношения и запереть Россию. Прежде всего пришлось столкнуться с королем шведским Густавом Вазою. Предлогом войны, начавшейся в 1554 г., были пограничные споры и недовольство Густава на то, что переговоры с ним ведутся не в Москве, а в Новгороде. Война ограничилась опустошением пограничных мест. Потеряв надежду на своих союзников, Польшу и Ливонию, Густав заключил мир, с тем чтобы впредь сношения велись в Новгороде и чтобы установлена была взаимная беспрепятственная торговля (1557). Важнее, чем война со Швецией, была война с Ливонским орденом. Сам по себе орден был в это время слаб, но именно эта слабость была страшна для моск. правительства: ордену приходилось или обратиться в светское владение, подобно ордену немецкому, ставшему герцогством прусским, или подпасть под власть соседних государств – Швеции, Дании, Польши. Оба исхода не могли быть приятны Москве. Поводами к войне были очевидная враждебность ордена и нарушение существующих договоров. Так, по договору ордена с Псковом (1463) и по договору с Плетенбергом (1503) Дерпт должен был платить некоторую дань, которая не платилась. Когда в 1557 г. прибыли ливонские послы для переговоров о продолжении перемирия, с ними заключен был договор, обязывающий Дерпт платить эту дань; за нее должна была поручиться вся Ливония. Ливонцы, между тем, упустили случай войти в союз с Швецией и вызвали вражду Польши. Еще не заключив мира с Польшею, они послали посольство в Москву попытаться не платить дани. Царь отказал и велел укреплять границу; ливонцы испугались, новое посольство просило уменьшения дани; последовал новый отказ. Русское войско появилось на границе; в Ливонии послышались голоса о необходимости опереться на одного из соседей; заговорили о союзе с Польшей, но все ограничилось предположениями. В 1558 г. русск. войска вошли в Ливонию и опустошили ее. Собрался сейм, положено было умилостивить царя; посол прибыл в Москву; уже дан был приказ остановить военные действия, но из Нарвы стреляли по русским, и Нарва была взята. Явилась возможность самостоятельной торговли; Нарва приносила 70000 р. дохода в год. Соседи, в особенности Польша, взволновались переходом ее в русские руки. По взятии Нарвы царь потребовал покорности всей Ливонии; не добившись этого миром, попробовал силу: много городов сдалось, в них селили русских и строили русские церкви; в битвах разбивали ливонцев. В страхе обратились они к императору, который отвечал, что ему невозможно повсюду защищать христианство даже от турок. Началось разложение Ливонии; Эстляндия обратилась к Дании, архиепископ – к Польше, магистр – к Швеции. Швеция, Дания и Польша приняли на себя посредничество; но царь требовала покорности от магистра. Во время этих переговоров пал Дерпт. Ему обещаны были безопасность жителей и сохранение прав, но появилось в окрестности русское юрьевское дворянство, а в городе православный епископ. Хотя, пользуясь уходом главных сил, ливонцы имели некоторые успехи, но в 1559 г. снова вступила в их земли русская рать, доходила до Риги, опустошила Курляндию. Посредничество короля датского и опасения со стороны Крыма побудили дать Ливонии шестимесячное перемирие. В этот промежуток времени ливонцы обращались и к Германии, и к другим государствам, но пользы от того было немного, хотя магистр и архиепископ отдались под защиту Польши, а епископы эзельский и курляндский – под защиту Дании. Брат датского короля, Магнус, выбран был коадъютором эзельского епископа и скоро приобрел епископство ревельское, но Ревель поддался Швеции. Русские войска продолжали опустошать Ливонию. В конце 1561 г. магистр Кетлер заключил договор с польским королем, по которому Ливония подчинялась Польше, а он делался наследственным герцогом курляндским. Так Ливония окончательно разорвалась между Польшей, Швецией, Данией (Эзель остался за Магнусом), Россией и вассалами Польши, герцогами курляндскими. Пока в Ливонии совершались эти события, в самой Москве вышло наружу то, что доселе таилось: царь разорвал со своими советниками, и начала все более и более развиваться в нем подозрительность. Совершилось то, что еще до сих пор, по старой привычке, называют переменой в характере Грозного. Приближая к себе Сильвестра и Адашева, И. надеялся встретить в них людей, лично ему преданных; но сам друг их Курбский прямо указывает на то, что они завладели правлением и окружили царя избранными ими людьми. Влияние Сильвестра на царя было сильно до 1553 г., и основа его была в уважении И. к нравственным качествам Сильвестра. Но пугать «детскими страшилами» можно было только на первых порах: Сильвестр надеялся управлять, а управлять такими людьми как И. чрезвычайно трудно. Сильный удар влиянию Сильвестра нанесен был в 1553 г., когда И. опасно занемог. Больной хотел, чтобы, на случай его смерти, была принесена присяга его сыну, тогда младенцу, Димитрию. Большинство окружающих его отказалось принести присягу и желало избрать Владимира Андреевича (см. соотв. статью), сына Андрея Иоанновича. Окольничий Адашев, отец Алексея, прямо говорил: «Сын твой, государь наш, еще в пеленках, а владеть нами Захарьиным». Владимир Андреевич и мать его старались привлечь на свою сторону деньгами; Сильвестр стоял за Владимира и тем возбудил и к себе недоверие. Сами Захарьины колебались, боясь за свою участь. Тяжелое сомнение налегло на душу Иоанна Васильевича, но он не спешил разрывать со своими советниками. Спокойное отношение царя к событиям во время его болезни многим казалось неестественным; некоторые, более предусмотрительные, решились прибегнуть к старому средству – отъезду. В июле 1554 г. в Троице был пойман князь Никита Семенович Ростовский, отец которого был из сторонников Владимира Андреевича. По следствию оказалось, что у него заранее велись сношения с литовским посольством, что он действовал с согласия не только отца своего, но и многих родичей. Бояре приговорили князя Семена казнить, но царь, по ходатайству митрополита, послал его в тюрьму на Белоозеро. Несмотря на все это, несмотря на несогласие царя с советниками по вопросу о войне ливонской, причем советники указывали на необходимость покончить с Крымом, а все случившееся дурное выставляли наказанием за то, что он их не послушался и начал войну ливонскую, разрыва еще не было. Тем не менее, влияние Сильвестра и друзей было тягостно для И. В характере его была черта, тонко подмеченная И. Н. Ждановым: увлекаясь мыслью, он охотно отдавал подробности исполнения другим, но потом, заметив, что они забрали слишком много власти, вооружался против тех, кому верил. Доверие сменялось подозрительностью; к тому же, недовольство на советников у него всегда соединялось с недовольством на себя. От доверия к Сильвестру И. перешел к подозрительности, старался окружить себя людьми, которые не выходили из повиновения ему; научившись презирать этих людей, простер свое презрение на всех, перестал верить в свой народ. В 1560 г. умерла Анастасия. Во время ее болезни случилось у царя какое-то столкновение с советниками, которых он и прежде подозревал в нерасположении к Захарьиным, и которые, со своей стороны, считали Захарьиных главной причиной упадка их влияния. Над Адашевым и Сильвестром наряжен был суд: Сильвестр был послан в Соловки, а Адашев – сначала воеводой в Феллин, а после отвезен в Дерпт, где и умер. Сначала казней не было; но, заметив, что низложенная партия хлопочет о возвращении влияния, царь ожесточился. Начались казни. Казни И. были страшны, да и время было жестокое. Мы не можем, однако, быть вполне уверены ни в подробностях всех казней, ни даже в числе казненных. Источниками в этом вопросе служат сказания князя Курбского, рассказы иностранцев и синодики. Новейший исследователь этой эпохи, г. Ясинский, сводя эти три источника вместе, приходит к ужасающим результатам. Вероятнее, однако, предположение E. А. Белова, что еще многого недостает для полной уверенности в истинности этих показаний. Курбский, очевидно, пристрастен; из иностранцев многие пишут по слухам; когда составлены синодики, мы не знаем, не знаем также и того, все ли записанные в них лица были казнены, а не умерли в опале; наконец, надписи над строками этих синодиков, заключающие в себе прозвания лиц или какие-либо д