Богата была и культурная жизнь Архангельска: обычно в теплое время года череда театральных трупп из российских городов, гулянья с танцами, военной музыкой и фейерверками на Моисеевом острове; концерты заезжих знаменитостей, в том числе и из Европы; запуск воздушных шаров в городском саду.
Посещал Иван и «немецкую слободу», застроенную на протяжении версты деревянными красивыми домами, в которой все сплошь жили иностранцы — купцы и мастеровые. Украшением этой части города была башня евангелическо-лютеранской церкви — кирхи Святой Екатерины. Западный стиль сохранился в этой части города не только в архитектуре, но и в укладе жизни — основным языком был немецкий, а часы досуга жители слободы проводили в Александровском летнем саду с его постоянным оркестром, театром и рестораном.
Хотя семинария и была отделена от городской жизни, но та вторгалась в размеренный распорядок бурсацкого существования.
В мае 1843 года случилось наводнение, река поднялась на 14 футов 8 дюймов выше нормы. Бурный поток уносил в море не только огромные глыбы льда, но и обывательские строения вместе с домашним скотом и скарбом. Только через несколько дней река вернулась в свои берега, оставив на суше выброшенные суда, разбитые береговые укрепления, поврежденные деревянные тротуары. Подтопило наводнение и территорию семинарского городка.
Обычный бич для тогдашних, в основном деревянных городов — пожар, коснулся и Архангельска в те годы, когда там жил и учился Иван. Сохранившиеся записи рассказывают, как в июле 1846 года огонь не пощадил и город, и семинарские постройки — сгорела семинарская баня, «несмотря, — как сказано было в документах, — на все усилия учеников и пожарной команды». А в один из июньских дней 1847 года, бывший ветреным и жарким, более четырехсот домов разом спалено было огнем. Пострадали и здания, в которых проживали преподаватели семинарии, вынужденные из-за этого некоторое время проживать со своими семьями в семинарском корпусе.
6 апреля 1851 года в числе пятнадцати учеников высшего отделения семинарии, в качестве поощрения за особые отличия в учебе, Иван Сергиев в церкви Михайло-Архангельского монастыря был посвящен епископом Варлаамом в стихарь[39]. Здесь же прозвучали первые учебные проповеди будущего священника, и здесь же он прислуживал архиерею на службах. До конца жизни он сохранил благодарное воспоминание об этом храме[40].
Особым почитанием жителей города пользовалась чудотворная икона Божией Матери, именуемая Грузинской. Ежегодно в октябре эту икону переносили из Красногорского монастыря, где она постоянно находилась, в Архангельск на монастырское подворье и затем крестным ходом обносили по всем городским церквям. Торжественно прибывала икона и в семинарию, где ей оказывалось должное поклонение.
Ежегодно из Петербургского духовного учебного округа в семинарию наезжало начальство, дабы выбрать наиболее подготовленных семинаристов для обучения в Санкт-Петербургской духовной академии. Также традиционно, по мере приближения выпуска семинаристов, поступали предложения о направлении лучших учеников в различные высшие учебные заведения России. Ивану Сергиеву делались предложения о направлении в Петербургскую медико-хирургическую академию, в Главный педагогический институт, но он отказывался. Наконец, в конце июня 1851 года в семинарию прибыл инспектор Петербургской духовной академии архимандрит Иоанн (Соколов) «для обозрения семинарии».
В начале июля среди учеников высшего отделения семинарии проходят внутренние испытания за вторую половину 1850/51 учебного года и подведение итогов за полный учебный год. Успехи и прилежание Ивана Сергиева за полный учебный курс по церковной истории и церковному праву, литургике и сельскому хозяйству оценены были как «весьма хорошие»; по медицине, чтению греческих и латинских отцов — как «очень хорошие»; по еврейскому языку — как «добропорядочные». Публичные испытания учеников семинарии в присутствии инспектора Иоанна проходили по программе двух последних учебных лет.
Вот и наступил день окончания Архангельской духовной семинарии — 10 июля 1851 года. В итоговой ведомости всего семинарского выпуска на первом месте значился Иван Сергиев. Ему было доверено от имени двадцати трех выпускников выступить на торжественном акте по окончании семинарского курса. Он благодарил своих воспитателей за труд, понесенный ради духовного образования юношества и поддержания в них стремления ко всему доброму и полезному. В словах Ивана Сергиева звучало чувство живейшей признательности: «Сколько сокровищ учености раскрыто было перед нами, чтобы каждый брал из них, что хотел, для обогащения своего ума. Как при наставлении вы старались доставить речи своей разнообразие и приятность, чтобы истины, нам сообщаемые, легче и удобнее были воспринимаемы умом и сердцем! Мы ощущали в сердце сладость ваших наставлений, старались запечатлеть их в памяти, чтобы потом, в свое время, употребить их с пользою для себя и для других. Но всего более вы заботились, как добрые отцы, о сохранении между нами доброй нравственности; для чего, с одной стороны, отнимаема была возможность для совершения пороков, могущих закрасться в душу извне; с другой — постоянно внушаема была необходимость чистоты жизни как самого верного и надежного средства быть счастливыми во всяком состоянии и возрасте». От имени теперь уже бывших воспитанников Иван Сергиев обещал, что все они сумеют воспользоваться полученным образованием, изберут для себя соответствующее церковно-общественное поприще и будут достойны своих учителей.
Участники торжества, именитые гости и родители были взволнованы и растроганы, а ректор семинарии на подлиннике поднесенной ему речи написал: «Очень хорошо». Иван же был награжден книгой «Руководство к церковному красноречию».
Иван Сергиев, несмотря на трудные для него годы учебы, сохранил о семинарии теплые воспоминания. С некоторыми из семинаристов своего выпуска он будет поддерживать отношения в последующие годы. Спустя годы, в феврале 1858-го, он, обращаясь к временам учебы, записал в своем дневнике следующие слова: «Не смею думать, чтобы я был лучше других моих товарищей по семинарии. Не оттого ли, что еще в молодости, при всех моих слабостях, был некоторый начаток веры, живой и искренней, в моем сердце, что при слабостях юности я глубоко вздыхал и болезновал о них; и еще более — не оттого ли, что Господь испытал меня некоторым терпением в самой ранней молодости и потом наградил сторицею это терпение?»
Для Ивана Сергиева окончание семинарии связывалось с завершением необходимого и достаточного для службы на приходе образования. Ни о чем другом он не помышлял. «Весь видимый мною горизонт мира ученого (провинциального), — писал он позднее в дневнике, — был пройден, и я не думал переступить за него». Но то, что когда-то казалось мечтой несбыточной, стало реальностью, и можно было «замахнуться» и на большие духовные высоты.
Удачное стечение обстоятельств — первый в семинарии, а тут еще и подоспевшее предписание Святейшего синода о направлении на учебу за казенный счет одного из выпускников в Санкт-Петербургскую духовную академию — создавало реальные возможности продолжить образование. Поскольку Синод указал в документе, что следует направлять «самого благонадежного как по способностям и оказанным уже им в семинарии успехам в науках, так не менее того и по поведению», то правление семинарии единогласно сошлось на кандидатуре Ивана Сергиева.
В своем дневнике Иоанн Сергиев не раз будет возвращаться к этому одному из переломных событий в своей жизни. Думается, что если в момент окончания семинарии он скорее чувствовал, что в его жизни происходит что-то важное, что судьба дает ему некий шанс, то спустя годы он сформулировал это очень четко и ясно: «В самом деле, чем бы я был бы, если бы по окончании семинарского курса поступил священником в село? Едва ли бы далеко был от состояния болвана: все доброе во мне заглохло бы и пропало. Но теперь Господь дал мне случай и пробуждение развиться во мне всему доброму. — И отчего так милостив ко мне Господь? Что Он нашел во мне?»[41]
28 июля 1851 года Иван покидает город, где прожил 12 лет. В подорожной, выданной ему, было указано: «Давать две лошади с проводником без задержания на прогонах от Архангельска до Санкт-Петербурга». На руки были выданы пять рублей серебром за «ношение должности старшего певчих»; а еще — аттестат, выписка из метрической книги о рождении и крещении, медицинское свидетельство о состоянии здоровья.
39
Стихарь — одежда, богослужебное облачение священно- и церковнослужителей, прямая, длинная, с широкими рукавами. По благословению правящего епископа в нее могут посвящаться (облачаться) алтарники, чтецы и певчие, участвующие в богослужении.
40
В 1893 году, во время его ремонта, он пожертвовал на строительные работы 1905 рублей, а в 1894 году, после пожара обители, — еще 2100 рублей.