Потрясенный известием, Войтыла несколько часов, распростершись крестом, молился в часовне конгрегации урсулянок Сердца Иисуса в Агонии, рядом с Вислой, за университетским собором святой Анны. Затем ночным поездом отправился в Краков, повезя митрополиту Базяку уведомительное письмо от Вышиньского. «Habemus papam», – весело представил архиепископ нового помощника своему штату. Войтыла попросил у него разрешения вернуться на сплав. «Вряд ли это теперь уместно», – ответил Базяк. Удрученный запретом, Войтыла бросился во францисканский костел, чтобы среди прекрасных фресок Юзефа Мехоффера отслужить крестный путь. Затем, набравшись храбрости, повторил свою просьбу архиепископу. «Пожалуйста-пожалуйста, – согласился, наконец, тот. И добавил с усмешкой: – Но прошу вернуться на рукоположение». На обратном пути Войтыла не сомкнул глаз: всю ночь читал «Старика и море»[280].
Двадцать восьмого сентября 1958 года, в день святого Вацлава, покровителя Вавельского собора, Базяк рукоположил его – самого молодого прелата в Польше. Рукоположил как раз в соборе, чего не случалось с 1926 года. «Твой девиз?» – спросил он Войтылу. «Totus tuus», – ответил тот. «Всецело твой» – слова Гриньона де Монфора из его молитвы Богородице: «Я всецело Твой, и все мое – Твое. Я весь, целиком, принимаю Тебя. Дай мне свое сердце, Мария!» Totus tuus – этот лозунг будет потом красоваться на гербе архиепископа Войтылы. Ныне это имя носит краковская улица, на которой возвышается гигантский центр Иоанна Павла II.
Жизнь устроила новоявленному ауксилиарию жесткую проверку, бросив на новохутскую «амбразуру». Он не спасовал – вопреки ожиданиям, действовал напористо, словно показывал всем: прежняя отстраненность – осознанный выбор, но если надо, могу и поднять голос. Войтыла затеял переговоры с администрацией Новы Хуты, подал на нее иск в суд (депутат «Знака» Стомма вскоре уговорил его одуматься) и написал два письма членам правящей верхушки, в том числе Гомулке, который как раз незадолго до того грозил краковской курии суровыми мерами. Епископ, пишущий главе партии – это было нечто! До тех пор церковные иерархи общались сугубо с государственными органами, молчаливо отвергая принцип, что «правительство руководит, а партия направляет» (исключение представляли только личные встречи Вышиньского и Гомулки)[281].
Письма не удостоились ответа, а события в Нове Хуте явились предлогом для возобновления натиска на церковь. После них и произошедших спустя месяц похожих столкновений в Зеленой Гуре строительство новых храмов по всей стране было свернуто, в Кракове упразднили несколько церковных объединений, из школ вновь начали убирать уроки Закона Божьего.
Войтыла, однако, не отступился и спустя три года, в июле 1963-го, предложил занять место настоятеля в неспокойном приходе ксендзу Юзефу Гожеляному из лояльной режиму благотворительной организации «Каритас». Причины этого выбора нам неизвестны. Быть может, Войтыла предпочел, чтобы в Нове Хуте был хоть какой-нибудь священник, чем никакого. Между тем трудно было найти в Кракове пастыря, более тесно связанного с властью, чем Гожеляны. Мало того что он принадлежал к некогда отобранному у церкви «Каритасу», так еще и лично знал премьера Циранкевича, с которым когда-то жил в одном доме. Также он состоял в свойстве с отставным партфункционером Гиляры Минцем, прежде отвечавшим в Политбюро за экономику. И наконец, Гожеляны являлся секретным сотрудником Службы безопасности под псевдонимом «Турист». О последнем, конечно, Войтыла не догадывался, но и того, что знал, хватало, чтобы понять – Гожеляны из другого лагеря. И все же он выбрал именно его. Вероятно, понимал, что других шансов построить в Нове Хуте костел не будет.
И действительно, новый настоятель добился сначала возведения часовни, потом – церкви, а кроме того, ушел из «Каритаса» и разорвал контакты со спецслужбами, начав, так сказать, новую жизнь[282]. Удивительное преображение! Работники спецслужб, правда, и раньше обвиняли его в двуличии и недомолвках, но такой оборот стал для них неожиданностью.
Вероятно, в Гожеляном происходила внутренняя борьба, окончательно разрешившаяся с получением прихода. А значит, он-то и был тем человеком, в котором нуждалась новохутская паства. Это ли не очередное свидетельство воли Божией?
Войтыла и сам, став епископом, начал позволять себе выпады против властей. Так, на созванном им в сентябре 1958 года совместно с Люблинским католическим университетом съезде теологов в Кракове он «достаточно сильно атаковал государственную цензуру, которая не располагает [точными] директивами, не имеет конкретного задания, а сотрудники цензуры действуют по своему усмотрению» (об этом сообщал наверх все тот же Кульчицкий)[283]. Едва ли было совпадением, что цензура стала главным объектом критики и на съезде польских писателей в декабре того же года. Съезд принял настолько резкую резолюцию по этому вопросу, что потребовался окрик властей, дабы унять недовольных.
282