Тем временем коллега Стоммы по фракции Ежи Завейский попытался воспользоваться благоприятным моментом, возникшим после встречи Иоанна XXIII с поляками, и сгладить острые углы между государством и церковью, тем более что польские власти, смягчившись, все-таки выдали загранпаспорта почти всем опальным епископам. Будучи членом Госсовета, Завейский имел доступ к правящей верхушке и сумел уломать Клишко, а вслед за ним – Гомулку, лично пообщаться с примасом. Общение это ни к чему не привело, разве что впервые польский клир смог ответить своим визави на страницах прессы – в ватиканской газете «Оссерваторе романо» («Римский обозреватель»)[311].
В такой обстановке начался для польской делегации судьбоносный съезд руководства римско-католической церкви. Не менее напряженная ситуация складывалась и в мире. Если Первый Ватиканский собор заседал под грохот итальянских пушек, обстреливавших Рим, то Второй открылся в разгар Карибского кризиса, когда каждый день мог оказаться последним для человечества. Глобализация политики оттенялась глобализацией церкви. Более двух с половиной тысяч епископов, съехавшихся со всей планеты, впервые могли посмотреть друг на друга и воочию убедиться в размахе организации, которую представляли. Особенно сильное впечатление производили десятки африканских иерархов, бродивших по площади Святого Петра. Войтыла, пораженный видом чернокожих епископов, тут же написал об этом стихотворение:
Второй Ватиканский собор – веха в истории католичества. Это был первый собор c участием представителей других деноминаций, а также епископов со всех континентов. Путеводной звездой для сторонников обновления служил образ раннего христианства с его простотой и отсутствием барьеров между клиром и мирянами. Та же мысль, между прочим, двигала когда-то и зачинателями Реформации.
Консерваторы приняли многие изменения в штыки. Они опасались, что допущение мессы на разных языках разрушит единство церкви, прежде скованное цепью латыни. Кроме того, боялись, что если верующие будут понимать каждое слово мессы, это изгонит из церкви дух благоговения перед божественной тайной, ранее доступной лишь посвященным. Не всем также нравился отказ от триумфализма (замалчивания грехов церкви) – страшились того, что многие священнослужители увлекутся обличением проступков клира, а это подорвет его авторитет (ситуация, знакомая коммунистам: разоблачение культа личности Сталина подкосило идеологическую монополию КПСС и положило начало международным расколам и оппозициям)[313].
Войтыла воспринял собор как долгожданный перелом в пользу воссоздания «народа Божьего», объединяющего пастырей и паству. В этом он расходился с Вышиньским, который считал, что поляки не готовы к такой церкви, и тревожился, что коммунисты могут воспользоваться замешательством, дабы ослабить епископат. Войтыла полагал иначе, разделяя в этом мнение своих друзей из «Знака»[314]. Да и могло ли быть иначе, когда покровителем собора был объявлен святой Иосиф, незримо сопровождавший Войтылу с самого детства? Сидя в базилике Святого Петра среди величайших реликвий христианства, наблюдая епископов, дискутирующих на фоне творений Микеланджело, Рафаэля, Кановы и Бернини, слушая папу, повторявшего евангельские строки: «Один Учитель у вас – Христос, все же вы – братья», он явственно видел, что вот он – момент, когда церковная суровость уступает место любви, той любви, которую принес на землю Мессия. И где это происходит? В месте, освященном казнями первомучеников: две тысячи лет назад именно здесь шумели сады Нерона, в которых пылали живые факелы из христиан, обвиненных в поджоге Рима. Разве не удивительно это? Там, где пролилась кровь страдальцев за учение Христово, теперь высился дворец наместника апостола Петра, главы католического мира. Чем не свидетельство торжества истины над силой?
313
Лекция Д. Бинцаровского «Второй Ватиканский собор. Ключевые решения» // URL: http://www.reformed.org.ua/2/699/Bintsarovskyi (Сайт Евангельской пресвитерианской церкви Украины «Реформатский взгляд»; дата обращения: 22.10.2016).