К этому времени в жизнь Кароля вошла еще одна важная личность – Ян Тырановский. Это был один из тех осененных духом Божьим людей, которые всегда вызывали у Войтылы благоговейный трепет. Кароль видел в них живое свидетельство присутствия Бога на Земле. Повстанец-кармелит Юзеф Калиновский, художник-монах Адам Хмелёвский, визионерка Фаустина Ковальская – все эти люди, чьи имена были известны любому благочестивому краковянину, жили когда-то в том же городе, ходили по тем же улицам, слышали звон тех же колоколов, что и Войтыла. Но ему не суждено было увидеть их, хотя с Ковальской он «разминулся» чуть-чуть: она скончалась как раз в год переезда Войтылы в Краков. Зато он встретил Тырановского.
Этот невзрачный портной вел ничем не примечательную жизнь, пока в 1935 году на проповеди не услыхал от одного из монахов-салезианцев фразу, поразившую его в самое сердце: «Святым стать не сложно»[30]. Проникнутый чувством близости Божией, Тырановский немедленно включился в деятельность молитвенных групп, образованных салезианцами в краковском районе Дембники, где жил и Войтыла. В мае 1941 года гестапо арестовало большую часть монахов, и вся местная молодежь, вовлеченная в католическое образование, перешла под руку Тырановского. Опасность грозила и ему самому, но немцы сочли его обычным фанатиком, а потому оставили в покое.
Тырановский взял за образец в своей деятельности кружки «Живого розария», организованные в XIX веке Паулиной Марией Жерико. Розарий в католической традиции – это и венок из роз, и четки. Существует особая «молитва розария», читаемая по четкам. Подобно Войтыле, увлеченному в то время Ренессансом, Тырановский делал упор на изучении трудов кармелитских мистиков периода Возрождения – Иоанна Креста и Терезы Авильской[31]. Возможно, именно это созвучие чувств и прельстило Кароля, который всегда верил в небесные знаки. В ходе встреч с Тырановским у него созрело решение изменить свою судьбу. Ранее тяготевший к литературе, теперь он посвятил себя Богу. Осенью 1942 года Войтыла поступил в тайную семинарию, устроенную краковским архиепископом Адамом Сапегой. О Тырановском он позднее будет не раз вспоминать как о своем духовном учителе. Статью, написанную о нем для католического еженедельника, Войтыла красноречиво озаглавит «Апостол». В 1997 году Иоанн Павел II начнет процесс причисления его к лику блаженных (беатификацию).
В священники Войтылу рукоположат после войны, 1 ноября 1946 года. Тырановский не будет присутствовать на обряде – он окажется в госпитале с туберкулезом. В марте 1947 года его не станет. На следующий год умрет сестра матери Войтылы, тетя Рудольфина, рядом с которой он провел почти все дни войны.
Новый виток смертей близких придется на 1962 год, когда скончаются сразу три его родственника: тетя по отцу Стефания, тетя по матери Анна и дядя по матери Роберт. Наконец, в декабре 1968 года уйдет в мир иной младший брат его деда Мацея Франтишек – бывший певец церковного хора и активный организатор паломничеств в Кальварию Зебжидовскую. Ему, единственному из старшего поколения Войтыл, доведется увидеть невероятный взлет знаменитого родственника, который уже в ранге кардинала и отслужит по нему панихиду[32]. К моменту избрания на Святой престол в октябре 1978 года из близкой родни у Войтылы останется только двоюродная сестра Фелиция, дочь его крестной Марии Анны Вядровской. Ей он и написал из Ватикана: «Дорогая Люся, Господу Богу угодно было оставить меня в Риме. Сколь необычайна воля Божественного Провидения! В эти дни я много думаю о своих Родителях и о Мундеке, а еще – о Твоих Маме и Папе. Они всегда были добры ко мне. Вспоминаю также… покойных Рудольфину, Анну и Роберта. Поручаю Богу их души. Они принесли мне много добра. Поручаю также Богу душу покойной Стефании, сестры моего отца. Одна ты осталась в живых из всей моей близкой Семьи…»[33]
Родина
Вадовице – скромный (даже по меркам Польши) городишко в пятидесяти километрах к юго-западу от Кракова, расположенный в предгорьях Бескид. В межвоенное двадцатилетие там обитало примерно семь с половиной тысяч человек. При австрийцах город процветал, так как находился на тракте, соединявшем Львов и Вену. Но Первая мировая война и завоевание Польшей независимости подвели черту под его «золотым веком» – город начал хиреть.
31
Kalendarium… S. 50–55;