Но Иоанна привлекли в Чехию не религиозные церемонии. Людовик Баварский, недовольный, что Люксембурга распоряжаются его троном при его жизни, стал искать союзников против чешского короля и его сына и вступил в переговоры с королями Польши и Венгрии. Похоже, эти переговоры продвигались довольно быстро.
Чтобы пресечь их, Иоанн не нашел ничего лучшего, чем обратиться к традиционным врагам Польши — тевтонским рыцарям. Он отправился в Пруссию для встречи с ними и там еще раз проявил свой дух крестоносца, выступив в поход на литовцев. О третьем крестовом походе Иоанна Слепого на север мы осведомлены очень плохо. Нам известно только, что с ним ездил граф Эно, что зима была столь же мягкой, как и в прошлый раз, и из-за размокшей почвы существенных успехов достичь не удалось.
Впрочем, задерживаться в этих дальних странах Иоанну не было никакого резона. Над Чехией сгущались тучи. Соглашение Иоанна с тевтонцами отнюдь не испугало Казимира Польского, а лишь разожгло в нем желание вступить в схватку с чешским королем. Он одновременно начал подрывную работу в Силезии и вступил в союз с Людовиком Баварским.
Силезский князь Свидницы взял в плен одного вассала Иоанна. Более того, он заморил пленника голодом, заключив его в башне. Чтобы отомстить за это оскорбление, Иоанн и два его сына, Карл и Иоанн-Генрих, двинулись на князя Свидницы. Они захватили одну из его крепостей и подожгли предместья его столицы. Князю пришлось просить перемирия. Иоанн, удовлетворившись этим, возвращался в Прагу, полагая, что с опасностью покончено, когда до него дошла более тревожная весть. Король Казимир Польский, состоявший в родстве с князем Свидницы, пришел на помощь родичу и напал на княжество Опавское, принадлежащее верному вассалу Чехии.
В то же время коалиция, сколоченная Людовиком Баварским против Люксембургов, полностью обнаружила свои масштабы и свою серьезность. Все соседи Чехии без исключения объявили себя врагами Иоанна. Они сочли, что самое время ослабить могущество того, кто столь часто их унижал. Говорят, за семь дней Иоанну объявило войну семь государств.
Реакция слепого короля была молниеносной. Первым из врагов следовало поразить Казимира Польского, самого рьяного. Зденек из Липы уже освободил Опаву от осады. Вскоре на помощь ему поспешили Иоанн и оба его сына с сильной армией: две тысячи рыцарей, лучники и ополчение. Казимир уже бежал. Иоанн решил преследовать его, чтобы измотать. «Я потерял глаза, — сказал он своим рыцарям, — но руки у меня остались, и я умру удовлетворенным, если коснусь ими стен Кракова».
Иоанн коснулся своими руками стен польской столицы — теперь он мог умереть. Опустошая все на своем пути, он вынудил своего противника запереться в городе. Тогда Казимир совершил поступок, исполненный зловещей иронии: он предложил чешскому королю завершить войну поединком. «Я соглашусь, — ответил Иоанн, — если Казимир сначала соизволит, чтобы бой был равным, выколоть себе глаза».
Однако силы Иоанна были не столь значительны, чтобы имело смысл осаждать такой крупный город, как Краков. Кроме того, он хотел покончить с этим делом как можно быстрее, потому что король Венгрии и другие конфедераты могли создать угрозу для Чехии и Моравии. Казимир попросил приостановить военные действия, Иоанн согласился на трехнедельное перемирие, и эти три недели были использованы для переговоров, завершившихся заключением мира между Люксембургами, с одной стороны, и всеми конфедератами, за исключением Людовика Баварского, — с другой. Так махинации, которые, по мысли Людовика, должны были привести к крушению дома Люксембургов, привели лишь к тому, что изолированным на континенте оказался он сам. Поднимался занавес последнего акта этой долгой трагедии.
XVI.
Креси
Людовику Баварскому его последняя авантюра против Люксембургов принесла лишь позор. Теперь он оказался в очень затруднительном положении. Хоть большинство князей империи уже считало его свергнутым или отрекшимся сувереном, он не желал смириться с унижением, которое ему навязывали. Трудно отречься от высшей власти, которой тебя облекли; Карл V, Диоклетиан— это исключения. Волю монарха, желающего сбросить бремя власти, сковывает тысяча привходящих обстоятельств — например, угрызения совести за то, что покидаешь друзей. А ведь за спиной Людовика Баварского пристроилось немало немцев. Что чувствовал сам баварец, угадать почти невозможно; видимо, он разрывался между желанием покориться церковной власти и чувством императорского достоинства, которое, по мнению магнатов, не должно было позволять ему терпеть ни подобного уничижения, ни подобного оскорбления. Людовик Баварский стал узником сана, которого так добивался в свое время. Его обвиняли в том, что он погубил империю, но не давали возможности исправить дело.