Но традиции и права наследования трона так же подвержены превратностям судьбы, как и любая другая политическая система. Не успел свершиться брак Карла и Маргариты, как жена венгерского короля, которая за семнадцать лет брака так и не смогла зачать ребенка, вдруг быстро одну за другой произвела на свет трех дочерей: Екатерину, родившуюся в 1370 году, Марию, в 1371 году, и Ядвигу, в 1374 году.
Престиж Иоанны и, соответственно, ее королевства продолжал расти. В 1369 году королева принимала византийского императора Иоанна V Палеолога, который прибыл в Рим, чтобы уладить раскол в христианском мире между Востоком и Западом в обмен на обещание Урбана предоставить деньги и войска для борьбы с растущей угрозой Константинополю со стороны турок. Иоанну Палеологу так понравилось пребывание в Кастель-Нуово, что он нанес королеве повторный визит и перед свадьбой Карла Дураццо предложил содействовать союзу между Византийской империей и Неаполитанским королевством, женив своего сына на Маргарите, но Иоанна дипломатично отклонила это предложение. Кроме того, в мае 1370 года, после свадьбы Карла и Маргариты, в Неаполитанском королевстве на праздник Пятидесятницы состоялось собрание генерального капитула миноритов. Около восьмисот францисканцев съехались в столицу, чтобы обсудить в церкви Сан-Лоренцо насущные вопросы своего ордена и воспользоваться гостеприимством Иоанны. "Мадам королева устроила в их честь самый великолепный пир в Кастель-Нуово, на который все монахи отправились торжественной процессией"[316], — сообщает один из хронистов. Подобные зрелища, так напоминающие о знаменитом правлении Роберта Мудрого, показывают, насколько Неаполитанское королевство вернуло себе былой блеск при Иоанне.
Но в Риме ситуация была гораздо более шаткой. При всей своей первоначальной радости по поводу возвращения Папы, местное население вскоре разочаровалось в Урбане V, заподозрив, что он отдает предпочтение французам, а не итальянцам. Это подозрение подтвердилось в сентябре 1368 года, когда Папа возвел в кардиналы шесть французов и только одного римлянина. Итальянцы ненавидели французов, которых они считали надменными и лживыми, а французы в ответ презирали итальянцев, которых они считали грубыми варварами. Особенно итальянцев раздражала кадровая политика Урбана, который ставил французских кардиналов и членов их свит на руководящие посты. В 1369 году эта политика спровоцировала восстание. Жители Перуджи подняли бунт против власти Церкви и изгнали француза, недавно назначенного в город папским легатом. Когда Урбан собрал армию, чтобы восстановить свою власть в городе, Бернабо Висконти, ухватившийся за возможность досадить папству в Италии, вступил в конфликт, отправив Джона Хоквуда и его Белую компанию из 2.000 латников сражаться на стороне перуджийцев. Две армии столкнулись за городом в июне 1369 года. Папские войска добились успеха и даже захватили в плен самого Хоквуда, но успех был недолгим. Через два месяца Хоквуд был освобожден. Воссоединившись со своими людьми и решив отомстить, английский наемник напал на папские резиденции в Монтефиасконе и Витербо, куда Урбан удалился в на период летней жары. Банда наемников пронеслась по селам и деревням, грабя и убивая, поджигая поля и виноградники и даже обстреляла папскую резиденцию. Еще более тревожным с точки зрения Урбана было то, что большинство жителей Рима активно выступали на стороне перуджийцев.
Напуганный, измученный и отчаянно тоскующий по миру и цивилизованности Авиньона, больной Урбан капитулировал. Сославшись в качестве предлога на возобновление военных действий между Англией и Францией, Папа стал строить планы по возвращению в Авиньон. Римляне слишком поздно поняли свою ошибку и отправили посольство в Витербо, чтобы умолять Папу остаться, но, к большому облегчению французских кардиналов, Урбан отказался. В булле, изданной 26 июня 1370 года, Урбан, под видом похвалы народу Рима, косвенно упомянул о враждебности населения к Святому престолу и намекнул на необходимость поддерживать дух сотрудничества, "если мы или наши преемники по уважительным причинам решим вернуться в Рим, нас не остановят никакие неприятности, которые могут там существовать"[317].