Только вот не был.
Но поначалу не было и намека на проблемы. Жители Неаполя, гордые тем, что один из их соотечественников был возведен на высший пост в христианском мире, устроили праздник, осветив столицу, в честь нового Папы, кострами и факелами. Не менее довольная Иоанна сразу же отправила Оттона Брауншвейгского во главе королевского посольства в Рим, чтобы сообщить о своей личной радости и принести официальные поздравления. То, что королева Неаполя была лично знакома с Папой, подтверждается письмом, написанным через четыре дня после папских выборов послом Мантуи, очевидцем событий в Риме, в котором он сообщал, что Урбан VI "находится в очень дружеских отношениях с королевой Неаполя"[375]. Это наблюдение подтверждается большим количеством придворных Иоанны, которые впоследствии получили назначения при папском дворе — не только Спинелли, который был личным советником Папы, но и, согласно письму от 10 мая, некоторые из ее самых важных и близких вассалов, такие как Никколо Орсини и Томмазо Сансеверино, которые стали великим маршалом и сенатором Рима соответственно. Другие неаполитанцы из числа приближенных королевы также были приняты на влиятельные должности в личном хозяйстве Урбана и в папском казначействе.
Но вскоре переменчивый и крайне неприятный характер нового Папы начал давать о себе знать, и кардиналы начали понимать, что на должность, которая требовала тонкости, изощренности и дипломатичности, они поставили грубого, одержимого, властного политического неофита, склонного к бессвязным бредням и буйству. Урбан VI "считается, как большинством современных хроник, так и большинством позднейших историков, одним из самых склонных к произволу и, по сути, безумных из всех Пап… обычно даже его защитники описывают его как капризного, вероломного, лживого, недоверчивого, непотичного и мстительного"[376]. По всей видимости, за годы своего смиренного раболепства в Авиньоне новый Папа тихо вынашивал ряд претензий к своим работодателям, в основном направленных против притязаний и роскошного образ жизни членов Курии. Теперь в нем вспыхнуло праведное негодование и горячее желание реформировать то, что он считал порочным стилем жизни, причем в основном это было направлено против кардиналов. Так, например, во время консистории Папа так разгневался на кардинала Лиможского, что набросился на ничего не подозревавшего прелата и повалил бы его на пол и если бы не вмешался Роберт Женевский, быстро вставший между ними и обратившийся к Папе со словами: "Святой отец, что вы делаете?"[377] Урбан особенно выделял кардинала Амьенского, который отсутствовал в Риме во время смерти Григория и поэтому не участвовал в выборах, как объект для оскорблений, неоднократно обвиняя его в получении взяток и замыслах измены. Кардинал Амьенский, чья родовитость была намного выше, чем у нового понтифика, ответил на это: "Я не могу ответить Вам сейчас, когда Вы Папа; но если бы Вы все еще были мелким архиепископом Бари, кем Вы были всего несколько дней назад, я бы сказал, что этот архиепископ встал мне поперек горла"[378]. Когда кардинал Миланский, ранее очень уважаемый доктор канонического права Неаполитанского университета и один из самых мягких и разумных членов Священной коллегии, возразил против одного из заявлений Урбана, спокойно объяснив: "Святой отец, отлучение не может быть законно наложено, если вы заранее не предупредили виновного трижды"[379], Урбан прокричал в ответ: "Я могу сделать все — и поэтому я сделаю это".
Провокационное поведение Урбана выходило далеко за рамки его отношений с папским двором. В ходе одного из проявлений грубости, подчеркивающей глубину невежества Папы или, возможно, просто его сознательное неприятие политических реалий, Урбан нанес оскорбление Оттону Брауншвейгскому, а также всей неаполитанской делегации, присланной Иоанной поздравить его с восшествием на папский престол. Герцог, как и подобает его статусу супруга королевы Неаполя, был удостоен высокой чести виночерпия на первой встрече с новым Папой — должности, требующей, чтобы он приклонил колено, поднося понтифику вино. Урбан намеренно игнорировал его, заставляя Оттона оставаться в этой унизительной позе, тщетно пытаясь подать Папе вино на глазах у всего собрания, пока наконец не вмешался один из кардиналов, сказав: "Ваше Святейшество, пора пить"[380]. Когда Оттон, вместе со Спинелли, позже подали Папе прошение королевы, в котором она просила дать ей отсрочку для сбора ежегодной дани (поскольку в предыдущем году она так много пожертвовала Григорию на военные нужды), Урбан обрушил свой гнев и на Иоанну. Как пишет один из хронистов, Папа не только отклонил ее просьбу, но и "пригрозил использовать свою власть над ней, поместить ее в женский монастырь и конфисковать все ее имущество"[381]. Эта угроза была повторена на последующей аудиенции с Оттоном и другими неаполитанскими представителями, на которой Урбан сообщил герцогу Брауншвейгскому, что женщина не должна править Неаполитанским королевством, и что он намерен свергнуть Иоанну и передать ее королевство сыну короля Франции или, возможно, собственному племяннику, которого Роберт Женевский позже назвал "совершенно никчемным и безнравственным человеком"[382]. Урбан мог бесконечно бороться с грехом симонии, но непотизм был совсем другим делом. "Чтобы ослабить эффект от этой шокирующей новости на посольство, прибывшее поздравить его, Папа предложил королеве уйти в женский монастырь добровольно"[383].
376
382
Ibid., p. 96. См. также