Итак, мы, стремясь по нашей монаршей любви [содействовать] выгоде и пользе наших верных… согласились на эти мольбы, и решили дело, следующим образом: Мы сочли уместным, по нашему представлению и особой милости, объявить той общине и ее жителям, до тех пор, пока это будет угодно Нам, никакое вино не может быть разрешено к ввозу в указанную местность Тараскон любым посторонним лицом, какого бы статуса и состояния он ни был, для продажи или просто для собственного потребления, исключение делается только для граждан и жителей указанной местности, владеющих виноградниками за пределами границ вышеуказанной местности. И это вино, происходящее из виноградников, которые последние имеют и которыми владеют за границами территории упомянутой местности, они могут ввозить и продавать, или использовать для собственного потребления по своему усмотрению, при условии, что всякий раз, когда это покажется целесообразным или подходящим, определенный налог на продажу вина — особенно розничную [продажу] — может и должен быть введен вышеупомянутым советом…
Выдано в Аверсе сеньором Лигурио Зурулло Неаполитанским, рыцарем, логофетом и протонотарием Сицилийского королевства, Нашим советником и возлюбленным Нашим верным человеком, в год Господень 1377, 14 декабря, первого индикта, тридцать пятого года нашего царствования.
Это не было письмом женщины, готовой отказаться от своей власти.
В прошлом у королевы бывали конфликты с понтификами, но со временем ей все же удавалось наладить с ними прочные отношения. Она понимала, что Урбан в конце-концов осознает, что ему понадобится помощь королевы, если он надеется остаться в Риме. Этот факт стал очевидным для и Папы, когда летом того же года он был вынужден обратиться к королеве Неаполя с просьбой предоставить ему войска для защиты от бретонских и гасконских наемников, нанятых его врагами. К счастью для Урбана, королева не вняла его совету добровольно удалиться в монастырь, и поэтому в июле смогла прислать Папе 200 копейщиков и 100 неаполитанских пехотинцев для защиты его персоны.
Однако кардиналы, на которых в полной мере отразилось скандальное поведение Урбана, были не столь терпимы, тем более что Папа не ограничился оскорблениями, а очень скоро начал издавать указы, направленные на реформирование их пышного образа жизни. Одним из первых его указов было запрещено членам Священной коллегии принимать деньги или вещи, предлагаемые в качестве подарков теми, кто стремится заручиться поддержкой Церкви. Эта мера серьезно угрожала интересам кардиналов, так как затрагивала источник их доходов. Но когда Урбан приказал ограничить трапезу своих коллег одним блюдом, большинство кардиналов согласились, что он зашел слишком далеко, и стали искать выход из затруднительного положения.
Первой мыслью было исправить ситуацию, сменив место пребывания папского двора. Дитрих из Нихайма, непосредственный свидетель этих событий, сообщает, что "кардиналы пришли к выводу, что внезапное возведение в высший сан совершенно вскружило ему [Урбану] голову"[386] и что это сложившуюся неприятную ситуацию можно исправить возвращением в роскошную обстановку Авиньона (где они в любом случае предпочитали жить). Но Урбан не собирался покидать Рим и отклонил их прошение. Разочарованные отказом, многие кардиналы, используя жару как предлог, уехали из Рима и собрались в Ананьи, чтобы устроить заговор. К 21 июня 1378 года все кардиналы, за исключением четырех итальянцев, покинули Урбана и присоединились к заговорщикам в Ананьи.
У Священной коллегии было всего три способа избавиться от нежелательного Папы. Первый — склонить понтифика к отставке по собственному желанию. Но Урбан уже показал, что не склонен идти на уступки. Второй вариант — устранить его физически, на что кардиналы с радостью согласились, однако Урбан, оповещенный сочувствующим ему епископом о грозящей опасности, отказался принять их любезное приглашение посетить Ананьи.
Третья и самая многообещающая альтернатива предполагала использование лазейки в избирательном процессе. Если бы удалось доказать, что кардиналы были каким-либо образом принуждены во время выборов — например, испытывали страх, который впоследствии повлиял на процесс принятия решения, — то выборы можно было бы признать недействительными, а Папу законно сместить и выбрать другого. И именно в этот момент кардиналы вдруг вспомнили, что во время конклава на них давила римская толпа, требуя, чтобы Папой стал итальянец, и что именно поэтому они выбрали архиепископа Бари — кандидата, которого, как они теперь были абсолютно уверены, в противном случае, они никогда бы даже не рассматривали.
386