Церемония бракосочетания, сопровождавшаяся возведением Андрея в герцога Калабрийского и князя Салерно (кем ранее был его отец), состоялась 27 сентября 1333 года. Масштабность интересов, поставленных на карту, отразилась в беспрецедентной пышности и великолепии, которыми это событие сопровождалось. Самой церемонии предшествовали дни захватывающих рыцарских поединков и роскошных пиров. Были приглашены послы со всей Италии; одна только Флоренция отправила 150 своих самых знатных граждан на это возвышенное мероприятие. В отличие от собрания 1330 года, на котором Иоанна была объявлена наследницей трона, Роберт Мудрый позаботился о том, чтобы на этот раз все члены королевской семьи, а также вся неаполитанская знать были в сборе, чтобы стать свидетелями брака его внучки с сыном короля Венгрии. Знатные гости прибыли на усыпанных драгоценностями лошадях, одетые в самые лучшие наряды, которые только могло позволить богатство королевства, и большой зал Кастель-Нуово наполнился буйством шелков, золота и драгоценных камней. Роберт и Санция явились в роскошных одеждах лазурного цвета, украшенных геральдическими лилиями. В этом нарочито продуманном зрелище был элемент устрашения. Если сомнения, амбиции и нелояльность можно было искоренить демонстрацией невероятных украшений, Роберт постарался это сделать.
В центре этого потрясающего зрелища стояли маленькие мальчик и девочка шести и семи лет соответственно. Возможно, Андрей имел некоторое представление о том, что такое посвящение в рыцари, и думал, что именно это и происходит, когда он преклонял колени перед этим странным человеком, королем Неаполя, и приносит оммаж за дарованные ему владения; но если это и так, то он явно перепутал церемонию, в которой участвовал. Точно так же и Иоанна, на голове которой в подражание старшим красовалась золотая диадема, ранее принадлежавшая ее неродной бабушке (на которую Санция получила от Роберта 450 унций золота), была еще слишком мала, чтобы полностью осознать роль, которую она играла, совершая поклоны перед этим августейшим собранием и слушая проповеди деда о святости брачного обряда. Они не могли знать, эта пара детей, что, когда во время церемонии они обменялись клятвами и целомудренным поцелуем, как им велели родственники, они посвятили себя друг другу на всю оставшуюся жизнь. Они не знали о причинах торжественного события, на которое их пригласили, не знали о надежде на будущее, которую они олицетворяли для Роберта и Шаробера, не знали о горечи и ревности, которые их союз вызывал в их семьях.
Однако доверие вряд ли было преобладающим чувством, посетившим зрителей, оценивавших эту сцену. Итальянский историк XVI века Анджело де Костанцо, один из самых ранних исследователей этих событий, сообщал, что императрица Константинопольская и ее сыновья, принцы Тарентский, а также Иоанн и Агнесса, герцог и герцогиня Дураццо, и их сыновья, в соответствии с пожеланиями своего государя, выглядели на помолвке особенно эффектно. Но их великолепие произвело эффект, противоположный тому, который задумывал Роберт. Это было воспринято как проявление скрытой агрессии, заявление о социальном превосходстве и демонстрация завуалированной власти, присущей их высокому положению. Они прекрасно понимали, что пройдет шесть лет, прежде чем этот брак будет заключен, и еще как минимум восемь, прежде чем Иоанна станет достаточно взрослой, чтобы править. Они могли позволить себе ждать.
Поэтому принц Тарентский и герцог Дураццо наблюдали за церемонией, которую им полагалось посетить, и участвовали в праздничном пире, последовавшем за формальностями. Присутствовали они и при прощании с королем Шаробером отправлявшимся домой. Кризис возникший в Польше в связи с наследованием трона требовал его немедленного внимания, поэтому король Венгрии отправился в путь вскоре после завершения обряда и подписания бумаг, оставив заботу о своем сыне, будущем короле-консорте, на неаполитанских родственников.