Однако никто из собравшихся не знал этого. Хотя многие и ссылались на Августина, едва ли кто-то потрудился почитать его работы.
Нигротий, епископ Ананский, поднялся и сказал:
— Это гибельное и греховное отступничество. Ибо хорошо известно, что воля Божья предопределяет судьбы избранных, но не проклятых.
Такой довод имел серьезный изъян, поскольку предопределение судьбы одной группы людей, неизбежно ведет к предопределению другой. Но Джоанна умолчала об этом, поскольку проповеди Готшалка вызывали сомнения и у нее. Опасно убеждать людей в том, что они не заслужат спасения, если не поддадутся греху и последуют принципам справедливости. В конце концов, зачем творить добро, если на небесах все предопределено заранее?
Вслух Джоанна произнесла:
— Я согласен с мнением Нигротия. Божья милость это не предопределенный выбор, но сила Его любви, распространяющаяся на все живущее.
Епископам понравился ее ответ, поскольку он совпадал с их точкой зрения. Было принято единодушное решение опровергнуть теории Готшалка. Однако побуждаемые Джоанной, они также осудили архиепископа Рабана за «жестокое и нехристианское» отношение к заблудшему монаху.
Синод принял сорок два канона, в основном относящиеся к реформе церковной дисциплины и образования. В конце недели собрание синода завершилось. Все согласились с тем, что заседания прошли успешно, а Папа Иоанн председательствовал с необычайным достоинством. Римляне гордились, что их духовный лидер наделен такими исключительными знаниями.
Однако синод не долго симпатизировал Джоанне. В следующем месяце все церковное сообщество потрясло ее решение открыть школу для женщин. Даже представители папской партии, поддержавшие Джоанну на выборах, были шокированы; какого Папу они возвели на престол?
Джордан, секундицерий, публично выступил против Джоанны по этому вопросу во время еженедельной встречи оптиматов.
— Ваше святейшество, — сказал он, — вы совершаете большую ошибку, пытаясь обучать женщин.
— Почему? — спросила Джоанна.
— Вы сами знаете, ваше святейшество, что размеры женского мозга и ее матки обратно пропорциональны, следовательно, чем больше учится женщина, тем меньше вероятность, что она сможет рожать детей.
«Лучше бесплодие тела, чем ума», — подумала Джоанна, но ограничилась вопросом:
— Где вы это вычитали?
— Это общеизвестно.
— Настолько общеизвестно, наверное, что никто не удосужился записать и дать возможность всем научиться этому.
— Незачем учиться тому, что и так очевидно. Никто не писал о том, что шерсть получают от овец, но все знают об этом.
Все улыбнулись. Джордан даже приосанился, довольный своим остроумным ответом.
— Если то, что вы говорите правда, не объясните ли чрезвычайную плодовитость столь образованных женщин, как Лета, которая переписывалась со святым Джеромом, и, по его свидетельствам, благополучно родила пятнадцать здоровых детей?
— Отклонение от нормы! Редкий случай исключения из правила.
— Насколько я помню, Джордан, ваша сестра Джулиана умеет читать и писать.
Джордан растерялся.
— Совсем немного, ваше святейшество. Не более чем необходимо для ведения домашнего хозяйства.
— Тем не менее, согласно вашей теории, учение даже в малом объеме плохо влияет на плодовитость женщины. Сколько детей у Джулианы?
Джордан покраснел.
— Двенадцать.
— Еще одно отклонение от нормы?
Наступило долгое неловкое молчание.
— Очевидно, ваше святейшество, — быстро отозвался Джордан, — вы решили этот вопрос. Поэтому я умолкаю.
Он так и сделал, по крайней мере на заседании.
— Не стоило унижать Джордана публично, — заметил позже Джеральд. — Он может сблизиться с Арсением и сторонниками империи.
— Но он не прав, Джеральд, — не унималась Джоанна. — Женщины так же способны к учению, как и мужчины. Разве я сама не доказала этого?
— Да, конечно, но людям нужно время. Мир нельзя переделать за один день.
— Мир никогда не будет переделан, если никто не попытается изменить его. Изменения должны когда-то начаться.
— Верно. Но не теперь, не здесь… не тебе начинать их.
— Почему же не мне?
«Потому что я тебя люблю и боюсь за тебя», — хотелось сказать ему, но вместо этого он произнес: