— Ты потерял свое место?
Отец неохотно кивнул.
— Но, Deo volente, у меня еще остались силы для службы Богу. Если бы ты замолвил за меня словечко перед аббатом Рабаном?…
Джоанна молчала. Переполненная горем, гневом и болью. В ее сердце не осталось места для сострадания к отцу.
— Ты не ответил мне. Стал слишком гордым, сын мой. — Он поднялся, в голосе его послышались знакомые повелительные нотки. — Помни, именно мне ты обязан тем, что находишься здесь и занимаешь такое положение. Contritionem praecedit superbia, et ante ruinam exaltatio spiritus, — сказал он решительно. — Гордыня — признак скорого упадка, надменность предвещает крах. Притчи, глава шестнадцатая.
— Bonum est homini mulierem nоn tangere, — парировала Джоанна. — Хорошо человеку не касаться жены. Первое Послание Коринфянам, глава седьмая.
Отец взмахнул клюкой, чтобы ударить ее, но потерял равновесие и упал. Джоанна протянула руку, чтобы помочь ему. Она схватил ее за руку и дернул к себе.
— Сын мой, — умоляюще и плаксиво прошептал каноник, — Сын мой, не оставь меня. Ты все, что у меня есть.
Джоанна с отвращением отпрянула от него, и капюшон соскользнул с ее головы. Она поспешно надела его, но было слишком поздно.
Отец ужаснулся, узнав ее.
— Нет, — выдохнул он, содрогнувшись. — Нет, этого не может быть.
— Папа…
— Дочь Евы, что ты натворила? Где твой брат Джон?
— Погиб.
— Погиб?
— Его убили норманны в храме в Дорштадте. Я пыталась спасти его, но…
— Ведьма! Колдунья! Демон ада! — Каноник перекрестил перед собой воздух.
— Папа, пожалуйста, позволь объяснить… — взмолилась Джоанна в отчаянии. Отца надо было успокоить, пока на его голос не сбежались монахи.
Каноник попытался опереться на клюку и встать. Он дрожал всем телом. Джоанна поспешила помочь ему, но он оттолкнул ее и сердито произнес:
— Ты убила старшего брата. Почему не пожалела младшего?
— Я любила Джона, папа. Я никогда не сделала бы ему ничего плохого. Это норманны, они напали неожиданно. — Джоанна схватилась за горло, чтобы не вырвались рыдания. Надо было выдержать спокойный тон, чтобы отец понял. — Джон сопротивлялся, но они убили всех, всех. Они…
Каноник повернулся к двери.
— Я должен остановить это, остановить тебя, пока ты не наделала больше зла.
Джоанна схватила его за руку.
— Отец, не надо, пожалуйста, они убьют меня, если…
Он резко повернулся к ней.
— Дьявольское отродье! Тебе следовало умереть в языческой утробе твоей матери! — Он пытался высвободиться. Лицо его побагровело. — Отпусти меня!
Джоанна отчаянно вцепилась в него. Если он выйдет отсюда, ее жизнь кончится.
— Брат Джон? — На пороге послышался голос брата Сэмюэля. Его доброе лицо выражало озабоченность. — Что-то не так?
Вздрогнув, Джоанна отпустила руку отца, и он направился к брату Сэмюэлю.
— Отведите меня к аббату Рабану. Я должен… Я должен… — вдруг каноник замолчал.
Вид у него был странный. Лицо стало еще краснее, причудливо исказилось, левый глаз опустился ниже правого, рот перекосило на сторону.
— Отец? — Джоанна поспешила к нему.
Он потянулся к ней, но правая рука непослушно задергалась.
Джоанна отпрянула в ужасе.
Каноник выкрикнул что-то невнятное и упал, будто срубленное дерево.
Брат Сэмюэль позвал на помощь. На пороге часовни сразу же появились пять монахов.
Джоанна встала на колени возле отца и обхватила его руками. Седая голова каноника беспомощно лежала у нее на плече. Взглянув ему в глаза, Джоанна ужаснулась: в них застыла лютая ненависть.
Губы его что-то шептали:
— М… м… м!..
— Ничего не говори, — сказала Джоанна. — Тебе нехорошо.
Он свирепо взглянул на нее. Из последних сил он тихо произнес единственное слово.
— М… m… m… Mulier!
Женщина!
Голова его качнулась и замерла, глаза застыли.
Джоанна склонилась над отцом, пытаясь уловить дыхание, прощупать пульс на шее. Через мгновение она закрыла ему глаза.
— Умер.
Брат Сэмюэль и другие перекрестились.
— Мне показалось, будто он что-то произнес перед смертью, — заметил брат Сэмюэль. — Что он сказал?
— Он… он призывал Марию, Богородицу.
Брат Сэмюэль печально кивнул.
— Святой человек, — Он обратился к братьям: — Отнесите его в храм. Мы подготовим его тело к погребению.
— Terra es, terram ibis, — произнес аббат Рабан. Вместе со всеми Джоанна наклонилась, взяла горсть земли и бросила в могилу. Комья темной влажной земли тяжело падали на крышку гроба, в котором упокоился ее отец.