Слова Эскулапия поселили надежду в душе Джоанны. «Может быть, завтра я смогу поговорить с ним, – думала она. – И даже покажу ему, что умею читать».
Это так вдохновило ее, что она так и не смогла заснуть до рассвета.
На следующее утро, очень рано, мать послала Джоанну в лес за буковыми орехами и желудями для свиней. Желая поскорее вернуться домой к Эскулапию, Джоанна спешила выполнить работу, но в осеннем лесу, засыпанном опавшей листвой, собирать орехи было трудно, а возвращаться домой с полупустой корзиной – нельзя.
Когда Джоанна пришла из леса, Эскулапий уже собирался покинуть их дом.
– Ах, я так надеялся, что вы отобедаете с нами еще раз, – сокрушался каноник. – Мне интересны ваши мысли о тайне Триединства, хотелось бы продолжить беседу.
– Вы очень добры, но я должен быть в Майнце вечером. Меня ждет епископ. Мечтаю приступить к новым исследованиям.
– Конечно, конечно, – сказал каноник и помолчав, добавил: – Но вы не забыли про наш разговор о мальчике? Не посмотрите ли его уроки?
– Это самое меньшее, что я могу сделать для такого гостеприимного хозяина, – вежливо ответил Эскулапий.
Джоанна взяла свое шитье и уселась на стуле неподалеку, стараясь остаться незамеченной, чтобы отец не прогнал ее. Но бояться было нечего, потому что каноник сосредоточился только на Джоне, Надеясь произвести на Эскулапия впечатление успехами сына, он начал задавать Джону вопросы по грамматике Доната. Каноник совершил большую ошибку, поскольку именно в грамматике Джон был особенно слаб. Он постоянно путал дательный падеж с творительным, неумело спрягал глаголы, а в конце не смог правильно разобрать предложение. Эскулапий слушал внимательно.
Покраснев от смущения, каноник перешел к более безопасной теме и начал с большого трактата Алкуина, который Джон знал неплохо. С первой частью Катехизиса он справился.
– Что есть год?
– Телега с четырьмя колесами.
– Какие кони тянут ее?
– Солнце и луна.
– Сколько в ней мест?
– Двенадцать.
Довольный успехом сына, каноник перешел к более сложной части Катехизиса. Джоанна опасалась того, что могло произойти, ибо Джон был близок к истерике.
– Что есть жизнь?
– Радость благословенных, скорбь печальных и… и… – Джон запнулся.
Эскулапий поморщился. Джоанна закрыла глаза, сосредоточившись на нужных словах и желая всей душой, чтобы Джон произнес их.
– Ну? – стал подгонять сына каноник. – И что?
Лицо Джона озарило вдохновение.
– И поиск смерти!
Каноник кивнул.
– А что есть смерть?
Оцепенев, Джон уставился на отца, словно загнанный олень, преследуемый охотниками.
– Что есть смерть? – повторил каноник.
Бесполезно. Непонимание последнего вопроса и нарастающий гнев отца лишили Джона самообладания. Он забыл все. Джоанна заметила, что брат готов расплакаться. Отец гневно посмотрел на него. Эскулапий взирал на них с сочувствием.
Джоанна больше не могла этого вынести. Смятение брата, гнев отца, невыносимое унижение обоих и нетерпение Эскулапия лишили ее выдержки. Не успев сообразить, что делает, Джоанна выпалила:
– Неизбежность происходящего, неопределенность паломничества, слезы живущих, подлость человека.
Ее слова поразили всех, словно громом. Все трое ошеломленно посмотрели на девочку. Лицо Джона выражало досаду, лицо отца – ярость, Эскулапий пришел в изумление. Первым дар речи обрел каноник.
– Что за наглость? – возмутился он, но, вспомнив про Эскулапия, сказал: – Если бы не наш дорогой гость, я наказал бы тебя немедленно. Но с наказанием пока повременим. Прочь с глаз моих!
Джоанна поднялась. Она сдерживалась, пока не дошла до двери и не захлопнула ее за собой. Девочка бежала со всех ног до папоротников на опушке леса и там упала на землю.
Ее терзала невыносимая душевная боль. Быть униженной перед тем, на кого она так хотела произвести впечатление! Это несправедливо. Джон не знал ответа, а она знала. Почему ей нельзя было ответить?
Джоанна долго сидела, наблюдая за удлиняющимися тенями деревьев. На землю спустился дрозд и стал клевать червей. Найдя червячка, он важно и гордо выставил грудку. «Точно, как я, – подумала Джоанна с горечью. «Надулась от гордости за то, что сделала». Она знала, что гордыня грех, ее за это часто наказывали, но преодолеть себя не могла.
– Я умнее Джона. Почему учиться можно только ему, а не мне?