Женщина, сидящая рядом с Кэконом начала рассуждать о том, как прекрасно оказаться вдали от домашних проблем – у Кэкона на этот счет тоже имелось мнение. Кабал не слишком удивился, обнаружив, что в молодости Кэкон служил сержантом в гренадерском полку. Он все повторял «клик-щелк», изображая, как чеку выдергивают из гранаты, и отходит спусковой рычаг. Кабалу эта вера в себя показалась почти милой – он даже ощутил легкие позывы к сочувствию. Судя по всему, Кэкон обитал в своем собственном маленьком мирке, и когда тот сталкивался с реальностью, это всегда вызывало… разочарование.
Кабал огляделся в поисках того, на что бы отвлечься. Как и говорил стюард, мужчин оказалось больше, чем женщин, в соотношении два к одному. Он по часовой стрелке переводил взгляд с одного гостя на другого.
Слева от него сидела Леони Бэрроу – Кабал на несколько секунд задержал на ней взор – внешне он казался абсолютно спокойным, но внутри ворочалось раздражение. Затем двинулся дальше.
Слева от мисс Бэрроу расположился старый солдат – к такому гениальному заключению Кабал пришел на основании того, что мужчина выглядел далеко не молодо, а нагрудный карман его смокинга украшала лента с внушительным количеством медалей. Помогло еще и то, что капитан обратился к нему «Полковник Константин». Его смокинг был довольно старомодным, с высоким воротником – теперь, во времена галстуков и неудачно подобранных запонок, такие встречались лишь на картинках в учебнике по военной истории. Манеры полковника также не отличались современностью: он был очень внимателен к дамам и холоден по отношению к джентльменам. Он неторопливо потягивал вино, снова и снова отмахивался от официанта, который почитал свою обязанность пополнять бокалы почти священной и с каждым разом огорчался все больше. Кабала порадовало, что Константин не начал рассказывать про войну, и заинтриговало то, что он не упоминал нынешнее положение дел.
– Впервые летите, полковник? – спросил его капитан Штен.
– На аэросудне – да. Правда несколько раз мне доводилось летать на энтомоптере в качестве летчика-наблюдателя. – Он сделал неясный жест вилкой. – Но здесь куда уютнее, капитан. Отличный корабль.
– Вы летали на энтомоптере? – переспросила мисс Бэрроу. Константин обернулся к ней и в то же мгновение его выражение изменилось – он выключил профессионала, который обращается к профессионалу, и заговорил покровительственным тоном:
– Все верно, фройляйн, и можете мне верить, когда я говорю, что это судно куда более удобный способ передвижения. Несколько раз для разведывательных миссий мне приходилось подниматься в небо и обозревать территории – энтомоптер в таких ситуациях верное средство. Но я пехотинец до мозга костей – какое это было облегчение снова оказаться на твердой земле.
– Герр Майсснер в прошлом кавалерист, – сказала мисс Бэрроу.
Вилка замерла в воздухе – Кабал так и не донес ее до рта.
– Действительно? – Константин спокойно рассматривал его. Затем улыбнулся. – Вы бы обломали свои копья о наши каре, сэр, позвольте вас заверить.
Кабал тоже улыбнулся – исключительно механически.
– Не сомневаюсь, полковник, – ответил он, не имея ни малейшего понятия, о чем тот.
Рядом с полковником сидел юнец с небрежно уложенными волосами – ну, как юнец, лет на пять младше Кабала. Однако Кабал так старался впихнуть в свой день гротескное количество обязанностей, дел, учебы – как теоретической, так и практической, – что у него, как у собаки, год шел за семь. На вопрос полковника этот юнец пробормотал что-то себе под нос, и Кабал разобрал, наконец, что зовут молодого человека Габриэль Зорук. Он то выглядел угрюмым, то вдруг ни с того ни с сего смотрел на всех с чувством высокого морального превосходства – все зависело от того, насколько он понимал шедшую за столом беседу. Кабалу он мгновенно не понравился: в нем чувствовался человек, который до сих пор является жертвой гормонов, в то время как его интеллект мельтешит где-то на заднем плане, словно смущенный родитель. Одет Зорук, судя по крою смокинга, был просто, но дорого; можно было спокойно предположить, что в какой-то момент он решил стать политическим активистом, несмотря на то, что ему явно чертовски не хватало знаний, компетенции и сообразительности. Похоже, прическа и ангельские глазки привлекли внимание к его персоне, а Зорук счел, что причина тому его политические воззрения. В чем сильно заблуждался, но такое случается сплошь и рядом среди миллионеров, считающих себя харизматичными.
Следом за Зоруком сидела фрау Роборовски – мужа ее разместили в другом месте, вероятно, в соответствии с этикетом, который требовал сажать людей вперемешку. Герр Роборовски оказался по правую руку от Кабала через два стула и, похоже, вовсе не наслаждался свободой и возможностью пообщаться с незнакомыми людьми. Возможно, причина крылась в собственнических взглядах, которые его супруга бросала, стоило только герру Роборовски выбраться из своей раковины. Из всех институтов, их брак больше всего тянул на тюрьму или психушку.