– Увы? – выплюнул Зорук, но ДеГарр еще не закончил.
– «Боевой конь» и его собратья строились для того, чтобы вести войну по всем правилам и понятиям чести. Командор вон Фалькс попрал эти правила, замарал репутацию своей семьи и, к моему сожалению, моих кораблей. Так что направьте свой гнев в другое русло, месье. Здесь ваше красноречие пропадает втуне. – ДеГарр потянулся за бокалом вина и сделал небольшой глоток под легкие аплодисменты других пассажиров, которые предпочитали не обсуждать за столом военные преступления. Зорук одарил собеседника яростным взглядом, взялся за вилку, будто собирался вернуться в трапезе, но спустя мгновение швырнул ее на тарелку, поднялся и вышел с куда меньшим достоинством, чем сам ожидал. Кабал одобрительно проводил его взглядом: все, что отвлекало внимание от беглого некроманта, путешествующего под личиной апатичного чиновника, стоило поощрять.
– Во дает, ну и кретин, – заметил Кэкон. – В моем детстве все было иначе. Старших уважали, о да. Хотя ничего не меняется, верно? Когда я был молод, нас учили проявлять уважение к старшим – в противном случае тебе хорошо намылили бы шею. Теперь я стал старшим и должен проявлять деликатность к современной молодежи, иначе они зададут мне взбучку. На какой бы стороне я ни оказывался, она всегда неверная. – Кэкон набрал полную грудь воздуха, чтобы издать глубокий вздох. – Типично, черт подери. Совершенно типично. – Он отпихнул тарелку с расковырянной рыбой. – Эй, гарсон! Отдай это кошке. Что там у нас на десерт?
Однако до десерта было еще далеко. Следующим подали основное блюдо – стейк, приготовленный в очень миркарвианском духе: лишь слегка прожаренный, чтобы держал форму. Мисс Бэрроу глядела, как из мяса на тарелку вытекает красный сок.
– И что мне с этим делать? – спросила она у Кабала. – Есть или воскрешать?
– Благодарите звезды, что вы попросили хорошо прожаренный, – отвечал он. Кабал заказал стейк средней прожарки: по законам миркарвианской кухни это означало, что мясу на секунду показали плиту, а после подали. Можно даже сказать, на долю секунды.
Пока собравшиеся полностью сосредоточились на содержимом своих тарелок и с трудом пилили стейки – изысканными манерами здесь и не пахло, они атаковали мясо вилкой как солдат противника штыком, – Кабал продолжил внимательно их изучать. Слева от капитана сидела молодая девушка, одетая в дорогое и довольно красивое (что для миркарвианцев было необычно) платье из шелка и вельвета цвета бордо. Как выяснилось, то была леди Нинука, еще одна из рядов миркарвианского дворянства. Она занимала довольно высокое положение, если учитывать, где ее разместили за столом и с каким трепетом и манерами к ней обращался Штен. Со своей стороны, леди Нинука отвечала вежливо, но отстраненно. Герр Харльманн, бизнесмен, совершивший прорыв в барных закусках сидел слева от нее и говорил с ней через Штена. Леди Нинука игнорировала его как мелкую мошку – что было непросто, особенно, когда Харльманн завел речь о тонкостях производственного процесса.
Леди Нинуке было чуть за двадцать – «безупречный цвет кожи, идеальная фигура, блестящие карие глаза, рубиновые локоны». Однако уголки рта чуть подернулись вниз, выдавая недовольство жизнью. Создавалось впечатление, будто она слегка дует губы, но Кабал сомневался, что в ней еще осталось что-то детское. Взгляд леди Нинуки блуждал по столу и не раз останавливался на нем самом – она смотрела то на него, то на мисс Бэрроу, как будто замеряла уровень отношений между ними, прежде чем двинуться дальше. Когда их взгляды встретились, леди Нинука не стала торопливо опускать глаза или многозначительно таращиться. На лице ее не отражалось никаких эмоций, как будто перед ней была статуя или животное в зоопарке. Кабал также заметил, что временами леди Нинука поглядывала на дверь, за которой скрылся Габриэль Зорук, этот ни на что не годный возмутитель спокойствия. Как будто ждала, что юноша вернется. То, что он не возвращался, похоже, сильно ее беспокоило.
Сидящая подле Кабала мисс Бэрроу устала возиться с ножом и отложила его в сторону.
– Это не еда, – пробурчала она. – Это вскрытие коровы. Пожалуй, я остановлюсь на картошке и морковке.
Она подала знак официанту и попросила еще овощей.
Женщина по другую сторону от Кэкона услышала Леони и отреагировала:
– Ах, в них недостатка в пути не будет, моя дорогая, – она странно рассмеялась, издав звук наподобие «Мух’хех!» «Мух» прозвучало гулко и чуть печально, как будто выражало плохое самочувствие, зато «хех!» получилось высоким и девчачьим. В целом фраза производила эффект: «Мух, мне что-то нехорошо… Хех! Обманула!»