Король содержал капеллу музыкантов, многие из участников которой были учениками Баха. Имя и образ лейпцигского кантора то и дело приходили на память многим, и Фридриху казалось, что он уже знаком с кантором. Ему рассказывали о таланте Баха как органиста и композитора, о доброте и величии старого мастера. Фридрих решил, что Бах должен посетить его резиденцию, и через Эмануэля, ездившего навещать отца, послал композитору приглашение. Бах чувствовал себя не расположенным к столь дальней поездке, и его пришлось долго просить, прежде чем он согласился. Наконец в мае 1747 года композитор в сопровождении Фридемана прибыл в Потсдам и остановился в квартире Эмануэля.
В 7 часов вечера музыканты капеллы приготовились, как обычно, к концерту, а король уже настраивал флейту, когда ему принесли список прибывших гостей. Держа флейту в руках, Фридрих пробежал его глазами и тут же, отложив инструмент в сторону, воскликнул: «Господа! Приехал старик Бах». Он приказал немедленно позвать его.
Так в пыльном дорожном костюме Бах появился перед королем. Композитор стал было извиняться за несоответствующий случаю наряд, но Фридрих прервал его, подведя музыканта к фортепиано, и предложил ему продемонстрировать свое искусство импровизатора. Бах охотно согласился исполнить эту просьбу и, в свою очередь, попросил короля дать ему для этого тему. Фридрих оживился и наиграл мелодию. Бах, выразив полное удовольствие, подошел к инструменту.
Вдохновенная музыка, рождавшаяся в присутствии слушателей, привела всех в волнение. Король подошел к Баху со словами восхищения и благодарности, но сам музыкант остался собой недоволен. Он попросил разрешения прислать и посвятить королю новое произведение, написанное на его тему. Так возникло «Музыкальное приношение» — многочастное сочинение, написанное для разнородного состава инструментов, в котором Бах с блеском демонстрировал разнообразные приемы полифонического мастерства.
Вообще в последние годы проблемы полифонии очень занимали Баха, и он часто беседовал с различными музыкантами о фуге как венце композиторского творчества. Полифония была поэтическим языком Себастьяна, и ее законы были для него столь же важны, как и законы стихосложения для поэтов.
В то же время свойственные эпохе Просвещения культ человеческого разума, размышления об особой организованности, которая должна быть присуща всякому художественному творению, были, видимо, также близки Баху. Поэтому в своих последних произведениях он стремился как бы обобщить свой опыт. Этой цели послужило и его последнее сочинение — полифонический цикл «Искусство фуги», который исследователи творчества Баха называют завещанием великого мастера контрапункта. Для многих музыкантов последующих поколений «Искусство фуги» стало, как и два цикла «Хорошо темперированного клавира» (в 1744 году Бах написал второй цикл «Хорошо темперированного клавира», построенный по тому же принципу, что и первый), школой полифонического мастерства. Но лишь совсем недавно современные исполнители смогли распознать всю глубину философской мысли «Искусства фуги», все разнообразие выраженных в произведении чувств.
И. С. Бах в последние годы жизни
...Вглядимся в портрет Баха этой поры его жизни. Лицо композитора притягивает. Как и раньше, оно поражает огромной силой воли. Но сколько скорби придают ему горько сжатый рот и сурово сдвинутые брови! Какая необычайная глубина мысли читается в его глазах!
Вместе с тем это лицо человека, сознающего свою роль в искусстве и привыкшего к признанию своих заслуг. Ведь современники, не скупясь на восторженные слова, называли среди крупнейших мастеров музыки, составивших славу своего отечества, три имени: Бах, Гендель и Телеман.
В последние годы жизни Бах стал быстро терять зрение, и друзья посоветовали ему обратиться к знаменитому глазному врачу. Однако назначенные им две операции прошли неудачно, а неверное лечение окончательно подорвало прежде могучее здоровье Себастьяна. Шестидесятисемилетний композитор не только полностью ослеп, но уже почти не мог вставать с постели.
В эти дни Бах диктовал обработку хорала, который он начал со слов об исцелении от болезни и слепоты, но затем вернулся к самому началу молитвы и тихо прошептал: «Я предстаю перед Твоим престолом». Старый мастер прощался с жизнью.
Правда, спустя некоторое время Себастьяну стало казаться, что зрение его улучшается, и как-то утром он вдруг совсем прозрел. Однако это были грозные признаки. Через несколько часов композитору стало плохо, и два лучших врача Лейпцига уже ничем не могли ему помочь.