Подходя к Жидовице, Титу задумался, куда направиться. Остаться в Жидовице или пойти в Армадию? Сердце звало его и туда и сюда. В Армадии у него была барышня Лукреция, дочь учителя математики Валентина Драгу, — малюсенькая, смуглая, мечтательная. Он любил ее вот уже три года. Любовью весьма серафической, выражавшейся только в редких многозначительных взглядах, частых вздохах, чувствительных пожатиях руки, открытках с картинками и более всего в робких признаниях на языке цветов, почтовых марок или красок. Когда бы он ни завернул в Армадию, — а он завертывал туда почти каждый день, — Титу как-то умудрялся непременно встретиться с Лукрецией. Тогда они оба краснели, говорили о погоде, взглядывали друг на друга и молчали. «Молчание красноречивее всяких фраз», — говорил себе Титу. К тому же Лукреция была одной из главных причин его приверженности к поэзии. Красоту ее зеленых глаз и превозносили стихи в журнале «Фамилия»…
Но и в Жидовице у него была жена учителя Ланга. Сам учитель был еврей, а его жена — венгерка. Они приехали недавно в венгерскую школу и по-румынски не знали ни бельмеса. Евреи из Жидовицы слишком поздно стали «практиковать» новый патриотизм и так коверкали официальный язык, что даже самые доброжелательные венгры не понимали их. Поэтому супруги Ланг обрадовались знакомству с Титу, — это был единственный человек, с которым они могли поговорить. Муж был пропойца и чуть не все ночи проводил в корчмах Жидовицы или Армадии. Миловидная, кокетливая жена его ужасно скучала. Поговаривали, что у нее были любовные связи в Марамуреше, где она жила до приезда в Жидовицу. Из-за этого она и нравилась Титу, и он мечтал покорить ее. Хотя он вздыхал по Лукреции, он жаждал и страстной любви, но не знал, как покоряют женщин, и боялся оконфузиться перед венгеркой. При всем желании он не смог покорить ни одной девушки в Припасе, хотя на некоторых и заглядывался. Однако он чувствовал, что г-жа Ланг симпатизирует ему, и это побуждало его к настойчивости.
Титу был уже почти у самой Жидовицы. Дорогой ботинки у него запылились, он остановился, обмахнул их грязным носовым платком, который взял с собой для этой цели. Он всегда старался выглядеть чистеньким, в особенности теперь, когда надеялся встретить любимую. Он вынул из кармана зеркальце, попышнее расправил банты галстука, пригладил прическу и попрыскал грудь духами, чтобы не пахнуть потом. Пока охорашивался, он и принял окончательное решение остаться в Жидовице.
Ланги жили в доме резника, на задней половине. Со двора — вход в сени, дальше — слева и справа по комнате. Комната слева более всего интересовала Титу. Там была спальня.
Он постучался в сени. Никто не отозвался. «Чего доброго, ее и дома нет», — подумал Титу, нажав щеколду.
Дверь отворилась. Он осторожно вошел. Сени были темноваты. Дверь из комнаты справа, служившей столовой, гостиной и кабинетом, распахнута настежь. Внутри никого. Он вздрогнул от радости, думая, что застанет одну г-жу Ланг, которая пополудни обычно валялась в постели с любовным романом в руках, томная, как одалиска из панорамы. Он подошел на цыпочках к двери спальни и легонько тукнул. Никакого ответа. «Наверное, спит», — подумал Титу, и в голове его сразу вспыхнул рой надежд и планов; он опять постучал, посильнее.
— Кто там? — отозвался заспанный, хриплый и грубый голос.
— Я, я, — недовольно ответил юноша, узнав голос мужа.
— А, это ты, Титу? Заходи, дружок! — продолжал тот же голос чуть живее.
Огорченный Титу вошел. В один миг разлетелись все его мечтанья — что он застанет любимую в неге сна, воспользуется случаем и осыплет поцелуями ее глаза, губы, чтобы похитить ее грезы, пить ее думы… а может, его ждет и нечто большее.
— Ты один? — спросил он, обводя глазами комнату.
— Один, мой дорогой, — промямлил учитель, зевая. — Жена пошла прогуляться в Армадию, купить что-то… Я так устал, дорогой дружок, ты не можешь себе представить. Нынче ночью мы отчаянно кутили — я, солгабир[12], поп из Рунка, доктор Филипою, учитель Оанча, потом еще кто-то явился к шапочному разбору, я уж и не помню всех. Только в семь утра мы распростились в пивной «Рахова», после того как побывали корчмах в пяти… это было что-то потрясающее!.. Я так спать хочу!..
12