— И как ему не надоест? Скареда, пропойца, чтоб его в Дунае рыбы сожрали! Хулит мне парня так, словно он его добро загубил, не иначе!
Семья учителя от души посмеялась над злоключением Томы, а сам Херделя сказал, улыбаясь:
— Эх, Зенобия, неужели ты думаешь, что богатых заботят чужие беды?
— А, чтоб им в аду гореть, больно они сердцем круты… Я из сеней услыхала, как он тут лается, стерпеть не могла, право…
Она еще посудачила о том, о сем, потом кинулась домой, вспомнив, что у ней на огне кипит варево, поди все убежало.
— А крепко его, видать, ахнул Ион, — сказал учитель немного погодя.
— Еще бы, когда он его горбылем ударил! — встрепенулась Гиги и хотела опять пересказать все происшествие.
Тут г-жа Херделя запела «Хору Гривицы», умеряя дочерний пыл. Но и эту песню ей не суждено было допеть до конца, потому что вскоре подошел Белчуг с Василе Бачу. Поп был в поле, присматривал за работами на церковном лугу. Ему было жарко, и его мучила страшная жажда. Гиги мигом принесла ему стакан воды.
Заговорили, естественно, о ночной драке, взбудоражившей все село. Священник кипел негодованием.
— Я давно уже слышу, что сын Гланеташу бесчинствует, но все не верил. А теперешний его поступок переполнил всякую меру. Надо наконец найти управу на этих буянов в селе, а то они скоро, пожалуй, начнут людей убивать!..
Все замолчали, поддавшись его возмущению. Только Гиги наивно спросила:
— А если неизвестно, кто из них виноват?
— Как это неизвестно, барышня? — удивился Белчуг. — Вы верите, что и Джеордже виноват?
— Верю, — решительно ответила девушка.
Поп кисло улыбнулся, выказывая десны.
— А я, с вашего разрешения, не верю, — сказал он с легкой насмешкой.
Госпожа Херделя, с неудовольствием заметившая про себя, что Василе Бачу, после всех его непристойностей на гулянье, тут вместе со священником, вступила в разговор, глядя поверх головы Белчуга:
— Ион, уж во всяком случае, приличный парень. Работящий, старательный, услужливый, толковый. Человек же ошибается, на то он и человек. Мы не должны осуждать так легко.
Священник опять кисло усмехнулся и замялся, не найдясь, что ответить.
— Ну-ка и я, темный человек, вмешаюсь! — начал Василе Бачу, утирая рот рукавом рубахи.
Но жена учителя резко оборвала его:
— А тебе нечего вмешиваться, Василе! Мне, слава богу, тоже довелось вчера быть на гулянье, как раз вот вместе с батюшкой, когда ты пришел туда пьяный как свинья и прицепился к Иону ни с того ни с сего! Просто удивляюсь, как батюшка терпит тебя, когда следовало бы от тебя, как от чумы, сторониться!
Василе сглотнул, растерянно посмотрел на Белчуга, потом на жену учителя, потом на барышень, поскреб затылок и пробормотал:
— Что ж… оно пожалуй…
Между тем священник обрел уверенность и сказал с усмешкой, так сердившей г-жу Херделю:
— Разумеется, и Василе не праведник… Ни-ни… Но ведь в пьяном человеке ни образа, ни подобия нет, и ему как-то прощаешь беззакония…
— А разве Ион не был пьяным вчера? — перебила Гиги.
— Не вмешивайся ты, пожалуйста, в разговоры старших! — одернул ее Херделя, который втайне враждовал с попом, но не хотел доводить дело до ссоры, чтобы не подавать дурного примера односельчанам.
— Тем паче, — продолжал Белчуг, не обратив внимания на слова девушки, — что у него были кое-какие основания проучить буяна…
— Так и старается закрутить Ануце голову, думает, я тогда выдам ее за него, — заговорил крестьянин, осмелев.
— А почему бы и не выдать? — сказала жена учителя, вспылив. — Почему? Что тут плохого?
— Ни за что не отдам, пускай хоть тут… — глухо возразил Василе, и глаза его загорелись упрямством.
— Вот видишь, такой вы все глупый народ… Ишь какие упрямые и ненавистники! Значит, если у тебя есть излишек земли, так тебя уж от гордости распирает? Нет чтобы принять в дом парня, знаешь сам, он не размытарит того, что дашь ему, а у тебя только свое добро на уме. Словно ты его в могилу с собой возьмешь… Ну вас всех, и знать вас не хочу!
Госпожа Херделя всегда быстро сердилась. И теперь она чувствовала, что если разговор еще затянется, то дело дойдет до раздора. Поэтому она встала и ушла в комнаты.
— Женщины судят очень легко, — сказал Белчуг, задетый ее словами, приняв их на свой счет. — Жизнь все-таки гораздо сложнее. Всяк сам знает свои заботы и справляется с ними, как считает нужным…