— Класс! — восторженно шепчет Мишаня.
Он счастлив сбывшейся мечтой и оттого потеет пуще обычного. Яник смотрит на часы — он договорился с Пал о встрече. Они не виделись со вчерашнего вечера — с того момента, как расстались после долгого и утомительного переезда из Анкары в Диярбакыр. Во время самой поездки Пал все больше молчала, отрешенно глядя в окно на великолепные каппадокийские пейзажи, а потом и вовсе спала или пыталась заснуть. Яник изо всех сил старался шутить, что не очень-то получалось, так что под конец он тоже замолчал, отхватив в качестве компенсации ее руку, которую она, к его радости, не отнимала и даже, наоборот, время от времени отвечала на утешающие яниковы поглаживания слабым благодарным пожатием.
Видимо, многозначительный массаж ладони возымел действие. Перед тем как подняться в номер, Пал сама предложила Янику посетить на следующий день, как она сказала, «одну из знаменитых диярбакырских чайных». Она даже поцеловала его в щеку, извинившись за то, что она сегодня «такая рыба»… просто ей все никак не отойти от вчерашнего… это было так страшно… но ничего, пройдет; главное теперь — выспаться, а то ведь она всю ночь глаз не сомкнула; пока, дорогой.
Это «дорогой» Яник осторожно, чтобы не повредить, взял с собой, положил на гостиничную тумбочку рядом с часами и долго смотрел на него, засыпая; а утром, когда проснулся, «дорогой» было все еще там и сияло все тем же фантастически счастливым светом. Потом, уходя из гостиницы работать, Яник тщательно спрятал его в нагрудный карман, и вот теперь это замечательное слово тихой щемящей радостью позвякивало где-то под самым сердцем. Дорогой!..
— …дорогой сердцу каждого курда, — произносит Андрей, странным образом резонируя со своим витающим в облаках техником. — Столица юго-восточных областей Турции. Еще не так давно Диярбакыр был центром жестокой войны между турецкими властями и террористами из Пи-Кей-Кей — Рабочей Партии Курдистана — войны, унесшей жизни более 30 тысяч человек. Лет пять тому назад эти улицы патрулировались армейскими бронетранспортерами, на каждом углу торчали блокпосты, и стрельба слышалась чаще, чем песни и молитвы. Сейчас Пи-Кей-Кей более или менее придерживается прекращения огня, объявленного этой марксистской партией после ареста и осуждения ее бессменного вождя Абдаллы Очалана. Кровь если и льется, то не прежними реками; жизнь продолжается, и город, как вы видите, производит вполне мирное впечатление.
Андрей делает широкий жест, приглашая Мишанину камеру в небольшую экскурсию по пестрой рыночной площади с примыкающей к ней крепостной стеной. Яник следит взглядом за плавным поворотом объектива, и смутное воспоминание поднимается откуда-то снизу, неприятно клубясь и туманя светлую радость, копошащуюся в нагрудном кармане. Где-то он уже видел что-то подобное… рынок… и крепостную стену… что-то очень неприятное; да ну его к черту!.. брысь!.. Но настроение уже подпорчено… надо же, какая жалость!
— Местные власти придерживаются жесткой политики подавления сепаратизма, — продолжает Белик. — Согласно официальной доктрине, на территории Турции существует лишь одна этническая общность — турецкий народ. Все тут — турки, и точка. С одной стороны, даже младенцу понятно, что все не так просто. На этой древней земле сталкивались, исчезали и возникали многие десятки государств, племен и народов. Стоит лишь копнуть совсем чуть-чуть, и вы обнаружите здесь армян и азеров, греков и арабов, хатту и ассирийцев и еще многих-многих других. С другой стороны — а надо ли копать? Тому же младенцу должно быть ясно, что дай только волю — и вся эта пестрая мозаика немедленно развалится, разрушая страну, принося потрясения, разруху, войны и, конечно же, — смерти, очень много смертей.
— Черт национального самосознания слишком опасен, чтобы играть с ним. Тут коготку увязнуть — всей птичке пропасть, и подтверждение тому мы имели несчастье наблюдать неоднократно. Возможно, поэтому турки пресекают даже самые мелкие проявления сепаратизма. Преподавание курдского языка еще до недавнего времени было запрещено; за публичное, демонстративное объявление себя курдом сажали в тюрьму; до сих пор сплошь и рядом власти отказываются записывать новорожденных под типично курдскими именами. Параллельно с репрессиями в отношении упорствующих вкладываются огромные средства в поощрение ассимиляции курдов в рамках общетурецкой идентичности. И следует признать, что в последние годы эта политика имеет несомненный успех. Хорошо ли это? — Решайте сами.