«Сколько мы уже не пробовали настоящей еды?»
«Около месяца. Скоро.»
«Сколько мы выручили?»
Прикрывая кошельки собственным телом, я проверил.
«Немного, но все равно — чистая прибыль. Странное местечко.»
«Они говорят друг с другом.»
«Угу.»
Это и в самом деле было интересно — чтобы на постоялом дворе крестьяне и торговцы просто вот так вот болтали друг с другом. Даже на Востоке, где в питейных заведениях такое смешение не великая редкость, представители различных сословий друг с другом не очень-то общаются. А тут — даже между двумя явственными вельможами и окружающими их теклами не чувствовалось ни малейшей напряженности. Очень странно. Что-то тут кроется.
Исключительно из любопытства я выделил пару торговцев — оба носили цвета тсалмотов — и купил им выпивку. Когда я приблизился, на меня подозрительно посмотрели, но для торговцев всякий встречный — возможный клиент, так что они не склонны к беспочвенным оскорблениям.
— Простите за назойливость, — начал я. — Меня зовут Влад.
Они также назвались, но их имен я не запомнил, только что они были очень похожи. Собственно, и видом оба весьма друг на друга походили, возможно, братья.
— Меня распирает любопытство, — честно признался я. — Нечасто в гостинице встретишь такое вот смешение.
— Смешение? — переспросил тот, чье имя заканчивалось на глухую согласную.
— Теклы, торговцы, вельможи — и все в одном зале.
— А. — Он улыбнулся. — Ну да, тут мы ладим получше, чем в других местах.
— Вот это-то мне и странно.
— Все потому, что мы все ненавидим флотских.
— Флотских?
Он кивнул. Мне это ничего не объяснило — от Беломельницы до ближайшего порта не одна сотня миль.
Пришлось задать еще несколько вопросов. В итоге оказалось, что Империя почему-то поставила управлять местными каналами не инженеров, которые обычно этим занимаются, а имперский флот. Случилось это давным-давно, когда Дом Орки был ближе к верхушке Цикла и мог таким образом оказывать более мощное экономическое давление; но даже в дни Междуцарствия положение оставалось прежним.
— А с этих каналов живет весь край, в основном по части орошения.
— А флотские о них не заботятся?
— Заботятся, и даже неплохо. Когда считают нужным.
— Тогда не понимаю.
— Флотские. Они ведь все орки.
— И что?
— Орки, — повторил он, словно это все объясняло.
Я покосился на вельмож — дама, что как раз оживленно о чем-то беседовала с хозяином, носила цвета Дома Тиассы.
— Значит, бароны — тиассы, но должны договариваться с орками.
— А орки хотят выжать из округи каждый грош.
— И значит, их ненавидят сильнее, чем друг друга?
— Но мы вовсе не ненавидим друг друга, — нахмурился он.
— Извините. Просто это немного странно.
— Вы бы поняли, если бы хоть раз пытались организовать орошение из флотского канала или перевозить груз на флотской барже.
— Ясно. Орков я знаю.
Оба улыбнулись и предложили поставить мне выпивку; я согласился.
Если вы вдруг не в курсе, Дом Орки — не просто Дом корабелов и морских воителей — весьма уважаемые занятия, — но главным образом, Дом банкиров и финансистов. Их никто не любит; думаю, даже сами орки терпеть не могут орков.
Мы обменялись историями о знакомых нам ненавистных орках; они задали пару вопросов о моем прошлом и занятиях, но не стали настаивать, когда я сменил тему разговора. Мне поведали кое-какие новости, о которых я, некоторое время оторванный от «цивилизации», не слышал: мятеж нескольких мелких вельмож на северо-западе, отчего поднялся спрос на шерстяную пряжу; недавняя отмена «дымового» налога в Доме Тсалмота, от которого все равно никому ни жарко ни холодно; недавний декрет «и повезло же Чарльсому, фортуна просто стелется под ноги», позволяющий подавать на постоялых дворах напитки собственного производства, и за это больше не штрафуют; и предлагаемые Империей новые условия кредитования под залог земель, которые станут либо разорением для крестьян, если им не помогут землевладельцы, либо ужасом для землевладельцев, если тем не посодействуют крестьяне, либо же ничего по сути не изменят. Взгляд мелкого торговца, который заинтересовал бы меня больше, будь я сам одним из них. А так я просто кивал и улыбался, отдавшись собственным думам.
В зале стоял обычный гомон — слов особо не разберешь, так, интонации и голоса, перемежаемые смешками и покашливанием. С тем же успехом могли говорить и на незнакомом языке. Но когда в непонятной речи вдруг проскакивают понятные имена или названия — «та-та-та Драгаэра та-та-та», — вдруг осознаешь, что язык вполне знакомый.