Эта тема была для Ахматовой глубоко личной — точно так же, как Пушкин пытался найти могилу пятерых повешенных декабристов, она искала место захоронения Николая Гумилева, расстрелянного около станции Бернгардовка. В конце жизни, в 1962 году, она рассказывала об этих поисках Лидии Чуковской: «Я про Колю знаю, их расстреляли близ Бернгардовки, по Ириновской дороге. У одних знакомых была прачка, а у той дочь — следователь. Она, то есть прачка, им рассказала и даже место указала со слов дочери. Туда пошли сразу, и была видна земля, утоптанная сапогами. А я узнала через 9 лет и туда поехала. Поляна; кривая маленькая сосна; рядом другая, мощная, но с вывороченными корнями. Это и была стенка. Земля запала, понизилась, потому что там не насыпали могил. Ямы. Две братские ямы на 60 человек. Когда я туда приехала, всюду росли высокие белые цветы. Я рвала их и думала: „Другие приносят на могилу цветы, а я их с могилы срываю“… Приговоренных везли на ветхом грузовике, везли долго, грузовик останавливался»[86].
В 1920–1940-е годы планируются разные издания ее стихов, но ни один из проектов не доводится до конца (кроме упомянутой книги 1940 года). В советской печати регулярно появляются статьи, разоблачающие наследие акмеизма в целом и «буржуазные» стихи Ахматовой в частности. Например, в «Литературной газете» в июле 1934-го выходит статья, в которой говорится: «Акмеизм наиболее полно и последовательно выразил идеологию русской буржуазии эпохи столыпинщины»[87]. Ахматова обвиняется в мистицизме, эротизме. В том же 1934 году арестован в первый раз Осип Мандельштам. «Не осталось ни одного писателя, за исключением Анны Ахматовой, которые не подали бы заявления в Союз. Только она одна не подала такого заявления», — ябедничает партийный функционер-литератор при подготовке Первого съезда писателей[88].
К этому же периоду относится и обращение Ахматовой к Шекспиру. В конце двадцатых она начинает изучать английский язык, а в начале тридцатых переводит «Макбета». Перевод этот, скорее всего, не был закончен. «Можно полагать, что практического стимула эта затея лишилась и в связи с опубликованием в 1934 году двух новых переводов трагедии — Сергея Соловьева и Анны Радловой. Переизбыток публикаций шекспировой драмы именно в этом году — одна из очередных дьявольских гримас эпохи», — пишет Р. Д. Тименчик[89].
Убийство Кирова 1 декабря 1934 года и последовавшая после этого волна «большого террора» стали событиями, которые напрямую коснулись миллионов людей, в том числе родных и друзей Ахматовой. Сотни тысяч людей погибли. И точно так же, как строки Пушкина и Данте оказывались созвучны современным событиям в восприятии Ахматовой, «Макбет» вплетался в стихи, посвященные арестам и гибели близких. В это время возникают первые наброски того, что впоследствии войдет в «Реквием».
22 октября 1935 года по типовому обвинению в создании контрреволюционной террористической организации арестованы Лев Гумилев и Николай Пунин. Е. С. Булгакова вспоминает о том, как Ахматова пришла к ней в один из следующих дней. «Днем позвонили в квартиру. Выхожу — Ахматова — с таким ужасным лицом, до того исхудавшая, что я ее не узнала, и Миша тоже. Оказалось, что у нее в одну ночь арестовали и мужа (Н. Н. Пунина), и сына (Гумилева)»[90].
Обоих вскоре выпустили — в этом сыграли роль письма и хлопоты Ахматовой. Но у них впереди были новые аресты. Пунин умер в 1953 году в Абезьском лагере в Коми, Лев Гумилев был дважды осужден, окончательно освобожден в 1956 году, а реабилитирован только в 1975 году.
Первые две строки этого стихотворения из «Реквиема» подсказаны монологом из «Макбета»[91]:
«Осужденных полки» пополнялись близкими друзьями и соратниками Ахматовой по литературной работе. 14 апреля 1938 года, в день своего пятидесятилетия на Колыме был расстрелян поэт Владимир Нарбут. 21 апреля того же года на расстрельном полигоне «Коммунарка», близ Москвы, расстрелян Борис Пильняк. 27 декабря на Второй речке под Владивостоком погиб Осип Мандельштам.
89