В дополнение ко всему, «Артур» получил сведения о том, что в Буэнос-Айресе появились испанцы Перес и Барсело, — которые усиленно разыскивали… Хосе Окампо! «Артур» знал, что в своем партизанском прошлом они совершали успешные вылазки в тылы франкистских войск, взрывали мосты и железнодорожные пути, брали в плен вражеских офицеров. «Отважные парни» — так он говорил когда-то о них.
И все-таки Иосиф подавил в себе желание встретиться с ними и предложить работу в организации, хотя сам не так давно подыскивал «мужественных ветеранов из 14-го корпуса». Теперь Иосиф понимал, что формула — «воевал в Испании — значит, надежен», — не была безошибочной. История с предательством Нестора Санчеса в Мексике стала для него хорошим уроком. Поэтому, чтобы подстраховаться, «Артур» с помощью «Чато» организовал наблюдение за испанцами. За несколько дней слежки было установлено, что один из «смелых парней» — Перес — регулярно встречается с дипломатом из посольства Франко, а Барсело усиленно посещал ресторанчики близ порта, пытался завязать дружбу с докерами.
Эти сведения игнорировать было нельзя, и «Артур» на время уехал в Монтевидео, чтобы не искушать судьбу. В середине 1942 года он вернулся в Буэнос-Айрес и на следующий же день столкнулся с Пересом и Барсело на улице Сан-та-Фе. Иосиф понимал, что это была не такая уж случайная встреча, но не подал и виду: радостные эмоции, «сколько лет, сколько зим», объятия, похлопывания по спине.
«Скучаем по настоящему делу, — сказал Перес с подкупающей улыбкой. — Готовы к любому риску. Ты знаешь, мы не подведем».
Иосиф постарался убедить их, что после отъезда из Испании он не имеет отношения к «специальной работе». Но по реакции собеседников понял: испанцы ему не поверили.
Вскоре Перес вновь «случайно» встретился с Иосифом и стал убеждать его в том, что «не заслуживает подозрений», что его «боевое прошлое говорит само за себя» и что его «оскорбляет недоверие». Уклончивость «Артура» вывела испанца из себя. В адрес «Артура» неожиданно раздались прямые угрозы: «Ты еще пожалеешь, что оттолкнул меня. Думаешь, я не знаю, кто помогал советской checa убрать Нина? Берегись, Окампо, я обид не прощаю. У меня разговор короткий, ты знаешь!» Возможно, это была всего лишь угроза. Перес был несколько раз контужен, психика его явно нуждалась в лечении. Самым тревожным было то, что Перес упомянул историю с Андресом Нином. Вот что грозило настоящей бедой. Если эта информация попадет в полицию, цепкие ищейки смогут раскрыть правду об «Окампо». Большой город Буэнос-Айрес, но укрыться в нем от преследователей, знающих тебя в лицо, способных «просчитать» твои возможные маршруты и контакты, почти невозможно.
Иосиф рассказал об этой встрече Мануэлю Деликадо.
«Да, мы давно наблюдаем за этими парнями, — сказал он. — Они пытаются проникнуть в нашу группу, занимающуюся переброской людей в Испанию и Францию. Оставь решение этой проблемы для нас. Мы их пугнем, как следует».
Вскоре в полицейской хронике столичных газет появились сообщения о том, что испанский иммигрант Перес подвергся нападению у выхода из портового бара. Он получил огнестрельное ранение в грудь. На Барсело тоже было совершено покушение: к нему пристали «пьяные матросы» и нанесли ему несколько ударов кинжалом в филейную часть тела. На языке республиканцев это, видимо, и называлось «пугнуть, как следует».
Залечив раны, Перес и Барсело поспешили перебраться в Монтевидео, опасаясь за свою жизнь…
Вот таким тревожным образом «аукнулась» для Григулевича история с исчезновением Андреса Нина, о которой под грузом новых забот и обязанностей «Артур» почти не вспоминал. И это понято: дела давно минувших дней, погребенные песком и пеплом времени. Оказалось, что всегда есть кто-то, кто не забывает.
Глава XVIII.
ЧИЛИЙСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
В марте 1942 года Григулевич встретился с Гало Гонсалесом, чтобы обсудить вопрос об укреплении «секретной службы» партии. Кое-что в этом направлении в КПЧ предпринималось, но время показало, что недостаточно. Официальные органы по-прежнему проводили в отношении «пятой колонны» и нацистских шпионов политику «бархатных перчаток». Григулевич понимал, что требовались серьезные, хорошо документированные разоблачения, чтобы положение сдвинулось с мертвой точки.
В Аргентине точные данные о шпионской деятельности нацистов, подброшенные в парламент, вызывали нужный эффект. Депутаты проводили слушания, и полиция, пусть вынужденно, но начинала шевелиться, проводила демонстративные аресты, вызывая замешательство в нацистских рядах. В Чили, по мнению «Артура», возможностей было еще больше. Добытые материалы можно было бы без особых ухищрений передавать Гало, а через него — сенаторам Пайроа и Окампо, испытанным бойцам парламентских баталий, или — в партийную прессу.
Вскоре Гало Гонсалес позвонил Энрике Кирбергу в Чильян:
«Приезжай. Есть срочное дело».
Когда на следующий день Кирберг вошел в кабинет «секретаря по контролю и кадрам» в здании компартии на улице Ла Монеда, тот вместо приветствия обрушил на него град вопросов:
«Ну что, Энрике, как обстановка в Чильяне? Какие-нибудь сложности? Нерешенные проблемы?»
Кирберг пожал плечами, не понимая, к чему клонит Гало:
«Насколько я знаю, в Чильяне полный порядок. Но из твоего, Гало, кабинета видно лучше, иначе бы не вызвал».
Гонсалес серьезно взглянул на гостя.
«Первый вопрос такой. Не кажется ли тебе, что ты засиделся на должности регионального секретаря?»
«Есть такое ощущение», — признался Кирберг.
«Хочешь вернуться в Сантьяго?»
«Разумеется».
«Что ж, считай, что решение принято, — сказал Гало, по-простецки улыбаясь. — Кстати, партия подыскала тебе новую работу. Будешь воевать с нацистами».
«Как это? — не понял Кирберг. — В отделе пропаганды?»
«Правильнее сказать, в секретном, — brigada perdida, — усмехнулся Гало. —Поэтому — никому не слова. Руководить твоей работой будет товарищ из Коминтерна. А о деталях узнаешь, когда завершишь дела в Чильяне…»
Умение говорить конкретно, по делу и — главное — убедительно обеспечило Кирбергу быструю карьеру в партии, а внешняя представительность, высокий рост, харизма, обещали достижение еще больших политических вершин. Его организаторские способности проявились, когда Чильян встречал президента Серду. Он приехал, чтобы лично проверить, как восстанавливается город после землетрясения. В честь президента провели демонстрацию. Колонна социалистов растянулась на один квартал, радикалов — на полтора. А колонна коммунистов была самой длинной — шутка ли, двенадцать кварталов с хвостиком! Помогла партийная дисциплина. Коммунисты привели с собой не только членов семьи, но и всех соседей. Кирберг участвовал в парламентских выборах 42 года и уступил победителю всего несколько десятков голосов.
Идея назначить Кирберга руководителем «секретной группы» исходила от «Артура». Он познакомился с ним в Чильяне на торжественной церемонии открытия мурали Сикейроса «Смерть оккупанту!». Энрике произвел благоприятное впечатление: динамичный, уверенный в себе, с чувством юмора, с опытом конспиративной работы в прошлом, — он идеально подходил для того, чтобы возглавить операцию «Большая слежка» в Чили.