По сведениям полиции, КПА успела провести ряд подобных акций: террорист Маурисио Глезер вступил в перестрелку с агентами «Сексьон Эспесиаль» и был убит; группа коммунистических экстремистов подложила в трамвай 332-го маршрута зажигательное устройство. Такие же акции замышлялись на других линиях. Полиция все чаще арестовывала злоумышленников. По мнению директора полиции, своевременный захват «зажигательных бомб» в проезде Деламбре предупредил массовые поджоги в Буэнос-Айресе. В коммюнике было отмечено, что часть «зажигалок компартии» была построена по принципу ручных фанат. Из этого делался вывод, что они предназначались для использования в уличных боях[77].
«Артур» получил от Реаля информацию о «Бесерро». Около двух недель Вержбицкий находился в госпитале под строжайшим надзором полиции. Затем его перевезли в тюремный лазарет, где начались допросы.
Вержбицкий отрицал все, хотя инкриминирующих улик было более чем достаточно. На вопросы об источнике поступления взрывчатки и зажигательной смеси отвечал одно и то же: «Это провокация или злая шутка. Я собирался отправить пакеты с молочным порошком в Варшаву. Кто-то подменил их». В те дни в Буэнос-Айресе действительно проходила кампания солидарности с освобожденной Польшей, но для полиции это объяснение было смехотворным. Чтобы вывезти с «фабрики» готовую взрывчатую смесь, заготовки для сборки мин и реактивы, потребовались две грузовые машины. Поэтому в «Сексьон Эспесиаль» были настроены решительно: если не найти сообщников Вержбицкого, они снова начнут действовать. «Бесерро» бросили в камеру с отпетыми преступниками, ожидавшими отправки в Ушуайю, аргентинскую Сибирь. Но и это не сломило Вержбицкого.
Иосиф был уверен, что «Бесерро» выдержит любые пытки. Он хорошо узнал этого человека и не раз говорил «Бланко», что псевдоним «Бесерро» не соответствует характеру Феликса: «Бычок» — это же смешно! Он заслужил другой псевдоним — «Кремень»! Нет, «Артура» беспокоили не сомнения в стойкости Вержбицкого. От Реаля «Артур» узнал, что, покидая «фабрику бомб», Антонио Гонсалес из-за пережитого шока забыл пиджак с личными документами и фотографиями. На одной из них весело улыбались в объектив три семейные пары: Вержбицкие, Борисюки и Гонсалесы. После интенсивных поисков полиции удалось установить местонахождение Борисюка и арестовать его. Он испытал все ужасы «хождения по полицейским мукам». Держался безупречно, пытки переносил стойко, даже артистично, изображая в кульминационные моменты глубокие обмороки и сердечные приступы. «Подсадных уток» выявлял быстро и в «спонтанных признаниях» так обильно фантазировал, что следователи начали сомневаться в его умственной полноценности. Борисюк прошел через все стадии допросов с пристрастием и был освобожден!
Другие члены Д-группы успели «залечь» на конспиративных квартирах, и полиция не смогла выйти на них.
Для Вержбицкого потянулись месяцы юридических тяжб, адвокатского крючкотворства и профсоюзных протестов. Он отказывался от дачи показаний, ссылаясь на физическую недееспособность, вызванную тяжелой травмой головы. Тактика затяжек особенно нервировала следователей, от них требовали конкретных «результатов», информацию о готовящихся атаках. И все упиралось в искалеченного, ослепшего, исхудавшего человека. Дело затягивалось. Физическое состояние «бомбиста» было столь плачевным, что в КПА решили пустить в ход проверенное оружие: адвоката-крючкотвора, услугами которого иногда пользовался профсоюз котельщиков. Адвокату предложили за «содействие» в освобождении «незаконно арестованного» повышенный гонорар. Были также выделены средства на «дополнительные расходы» в судейских коридорах.
В феврале 1945 года «Артур» с облегчением узнал, что Вержбицкий был освобожден под залог. После этого адвокат стал ходатайствовать об окончательном закрытии судебного дела. Однако угроза внесудебной расправы с Феликсом сохранялась, поэтому в КПА приняли решение о нелегальной переправке Вержбицкого с женой и детьми-близнецами в Уругвай.
Катастрофа на «фабрике бомб» трагическим образом обернулась для Антонио Гонсалеса и его жены. Они не были уверены в том, что Вержбицкий не проговорится. Они не были уверены и в том, что не проговорятся сами, если будут арестованы. Спешно уничтожили компрометирующие документы и чертежи взрывных устройств, которые хранились в домашнем тайнике под паркетом. Антонио считал, что по ассортименту химических реактивов, обнаруженных на «фабрике», полиция отыщет поставщиков и через них — его с Бертой. Бегство в Уругвай — вот единственный выход, который оставался для них. Тем не менее сесть на пароход «Сьюдад Монтевидео», чтобы пересечь Рио-де-ла-Плата и оказаться в безопасности, они не решились. Слишком очевидным для полиции был этот вариант побега.
Более надежным казался окружной путь через Консепсьон-де-Уругвай, с использованием лодочного варианта «Пиранья», подготовленного «Артуром». Через день после взрыва на «фабрике бомб» они выехали в Консепсьон на рейсовом автобусе. Приехав в город, устроились в небольшой гостинице у речного дебаркадера. После обеда Антонио намеревался отправиться на розыски лодочника. Он увидел в окно двух мужчин в штатском, которые вошли в гостиницу, затем услышал, что они стали методично обходить номера, проверяя документы постояльцев. Возможно, это был рутинный досмотр (рядом граница). Обычная профилактическая проверка для выявления контрабандистов и уголовных преступников, перемещавшихся между Уругваем и Аргентиной для запутывания следов. Но страх беглецов перед полицейскими застенками и пытками был слишком велик. Когда постучали в их дверь, они обнялись, сказали друг другу прощальные слова и выпили яд…
В декабре 1944 года в Буэнос-Айресе разразилось еще одно «чрезвычайное происшествие»: схватили Виктора Дефрутоса! Он находился в городе более полугода, и Григулевич несколько раз привлекал его для проведения занятий по теории и практике саботажа с некоторыми членами Д-группы на конспиративной квартире в районе Сан-Тельмо.
Иосиф знал, что Дефрутос перебрался в Буэнос-Айрес не по своей воле. Поведение «Лео» вызвало серьезные нарекания у руководства компартии Чили. Претензий ему никто открыто не высказал, но для товарищей не было секретом пристрастие Виктора к пирушкам и женщинам, небрежное отношение к партийным деньгам. От него хотели избавиться, но так, чтобы не доводить напряженную ситуацию до откровенно конфликтной. Решение нашлось. В Чили приехал ТСодовилья, который в результате континентальной кампании солидарности был освобожден из патагонской тюрьмы. Товарищ «Медина» тут же приступил к работе по подготовке свержения военной диктатуры в Аргентине. В преддверии грядущих событий он решил усилить парторганизацию в Буэнос-Айресе испытанными кадрами. В их число был включен Дефрутос.
В первые дни декабря 1944 года, накануне празднования Дня резервиста, оппозиционная организация «Патриа Либре», в которую входили радикалы, социалисты, коммунисты и демократы, решила провести пропагандистскую акцию, направленную против режима ГОУ. Ее поручили организовать «Лео»: захватить небольшой самолет и разбросать над центром столицы листовки и брошюры антифашистского содержания в самый разгар торжественной церемонии, на которой ожидалось присутствие военной верхушки.
Помимо Дефрутоса в группу входили аргентинские коммунисты Абель Альварес, Хуан Ибаньес, который еще до войны учился в школе пилотов во Франции, и Хосе Кесада — член соцпартии Испании, участник гражданской войны. Главные события развернулись утром 10 декабря в аэроклубе Генерального управления гражданской авиации, в местечке Лаферрер, расположенном неподалеку от столицы. Группа захвата прибыла к назначенному месту на автомашине. Сторож не обратил внимания на гостей, и они беспрепятственно проехали к ангару с учебным самолетом «Флит». Под дулами револьверов перепуганные механики подготовили аппарат к взлету. После этого четверка разделилась: Дефрутос и Альварес заспешили в Буэнос-Айрес, чтобы присутствовать на «авиашоу», двое других заняли места пилотов и стали выруливать на взлетную полосу.