В Польше уже все пахло войной, горелый дымный и трупный запах заполнял города. Ее печальное население, как скот, гоняли с места на место. Еще пылали ее деревни. И гогочущая солдатня гонялась за девушками, курами, свиньями. Шла, группировалась веселая немецкая непобедимая армия. Вся уже пропитанная духом неминуемых побед, не знавшая поражений, уверенная и боеспособная. «С нами бог!» — на пряжках солдатских ремней. «С нами фюрер, непобедимый стратег!» Где фюрер, там победа! А фюрер, возможно, находится в войсках, как было на Западном фронте, где он фотографировался с солдатами в окопах, ел из солдатских котелков, вселял в них уверенность бывалого солдата, и все знали — он таким солдатом был! Но даже и генералы подчас не ведали, куда их везут. Иные части вдруг отправлялись в Югославию, к Средиземному морю. Иные танки снова грузились на платформы, и поезда уходили как будто опять в райх или во Францию.
Никто ничего не знал. Но многие, если не все, верили: это последняя война, а далее по домам, к женщинам, к девушкам, к их юбкам и прелестям, по которым так тоскует всегда настоящий солдат-мужчина.
Так думали и офицеры, и даже старшие, умудренные многими боевыми походами. Солдат — он и есть солдат. Его дело исполнять приказ. В Грецию так в Грецию, в Югославию так в Югославию. В Россию? Да вряд ли… С Россией договор о ненападении. Но… можно и в Россию… Чем она хуже этой начисто разоренной, постылой Польши? А настоящего солдата всегда тянет к подвигу, в бой.
И только в Генеральном штабе вермахта на Бедлерштрассе знали, куда стекаются танковые армии и пехотные корпуса.
В большой бильярдной по соседству с курительными комнатами и кабинетами разработчиков расхаживал с кием в руке и неторопливо, вдумчиво выбирал позицию для удара по шару генерал-полковник Франц Гальдер, новый и сравнительно недавний начальник Генерального штаба. Он говорил игравшему с ним партнеру фельдмаршалу фон Боку:
— Война эта вряд ли получится молниеносной, господин фельдмаршал. У меня есть предчувствие, что связываться с Россией… — он не договорил, ударив кием по шару, — связываться с Россией… Большевики не меньше нас помешаны на войнах и захватах… Их хитрый азиат спит и видит себя хозяином Европы, если не мира… Я рад, что фюрер разгадывает его замыслы… Ибо, увязни мы с Англией, мы получили бы нож в спину… Теперь большевикам это не удастся. Но… надо бы лучше и раньше готовиться к войне с такой сверхдержавой… Возьмите в пример даже эту паршивую овцу — Польшу… Ведь сопротивление она оказала нам, пусть баранье, но сопротивление. А Россия — не Польша…
Он приложился, ударил по шару и сделал подставку.
— Э-э, — с досадой пробормотал Гальдер и поставил кий, как винтовку, к столу.
— Вы боитесь… усов Буденного? — усмехнулся сухопарый, тонкогубый, с бесстрастным лицом язвенника, высокомерный фон Бок.
Его бледно-серые, какие-то птичьи, ничего не выражающие, кроме скрытого всезнания, глаза остановились на шаре, и он тотчас легким, изящным движением снял подставку и с видом равнодушного победителя окинул взглядом бильярдное поле, где осталось уже немного шаров. Было известно, что и фон Бок, третий по старшинству фельдмаршал в рейхсвере, не поддерживал идею нападения на Россию, но и не противился решению Гитлера, ибо Гитлер, во-первых, не признавал противостояния своей воле, а во-вторых, долг службы обязывал фон Бока выполнять приказ.
— Не усов я боюсь, господин фельдмаршал, — желчно сказал Гальдер, — а той азиатской орды. Буденный просто вахлак с маршальскими петлицами, и такой же пентюх их бывший нарком Форошилофф. Похоже, лучших генералов своих большевики перерезали, как цыплят, и продолжают резать. Я просто удивлен, как этот кровожадный их Чингиз не получил от своих военных пулю в свой низкий лоб. Разве можно было позволять ему устраивать такую бойню? Где их мужество? Где их честь? (Справедливости ради надо сказать, что Гальдер был позднее замешан в покушении на Гитлера, попал в Дахау и был освобожден американцами.) — Гальдер наконец сделал удачный удар, и два шара полетели в разные лузы.
Непроницаемый фон Бок даже не моргнул.
— Вы, возможно, правы, господин генерал, — сказал он бесстрастно. — Однако кто лезет в огонь, не должен бояться ожогов. Стратегически и тактически кампания рассчитана и отработана почти по минутам. Разведка дала нам исчерпывающие данные по противнику — ведь временно подарив большевикам польский восток, мы не забыли нашпиговать его шпионами. Канарис и Гелен знают свое дело… Теперь нам известны все номера противостоящих нам дивизий… их состояние… Ими командуют дилетанты и выскочки, а этот Павлофф, «испанец», вообще очень слабый стратег. По данным нашей разведки, у Сталина есть всего три-четыре толковых генерала, и прежде всего это Рокоссовский, за ним — Жукофф, за ним, может быть, маршал Тимошенко, но больше он известен своей ограниченностью и жестокостью. Я читал его приказы…