Держись совета сердца своего, ибо нет ничего вернее его.
Глава четырнадцатая
«ЭТО БУДЭТ ВЭЛИКАЯ… АТЭЧЭСТВЭННАЯ ВОЙНА…»
Умеренность на войне — непростительная глупость.
Если вспомнить, что Фридрих Великий противостоял противнику, обладавшему двенадцатикратным превосходством в силах, то кажешься себе просто засранцем.
Во всех романах о Сталине, поздних биографиях, «исторических» исследованиях «знатоков» в голос говорится, что после поражения армий в Белоруссии, на Украине и в Прибалтике Сталин впал в прострацию и «бросил руководство страной». За авторов, преподносящих читателю явную ложь, становится стыдно, ибо все дни, вплоть до ночи на 29 июня, Сталин был и работал в Кремле. 28 июня он принял двадцать одного посетителя, причем с командующим наркомом Тимошенко, начальником Генштаба Жуковым (Жуков по приказу Сталина вернулся в Москву из Тернополя 26 июня) и начальником военной разведки ГРУ Филиппом Голиковым Сталин провел более двух часов. Накануне Сталин, Молотов и Берия побывали в Генеральном штабе и крепко разругались с великими полководцами. А потому не надо быть провидцем, чтобы представить суть разговора Сталина с бритоголовым маршалом и двумя бритоголовыми генералами.
— Я… вызвал вас, — сказал Сталин, сидя за своим столом с одним телефоном и хмуро вглядываясь в лица озабоченных, чтоб не сказать напуганных, военных, — чьтобы вы… эще раз… ТОЧНО… доложили нам… картину этого, — он помедлил, подыскивая нужное слово, — бэзобразного положеныя… на фронтах… Как получилось? Чьто армыя… числэнно прэвосходящая, а по тэхныке прэвосходящая в три-четыре-пять раз… Бэжит… Отступает… Сдается… Покрыла себя позором… Сэбя… И вас… Вас покрыла позором! Армыя — это нэ мирная толпа… Это — АРМЫЯ! Армыя — нэ стадо авэц. Армыя вооружена, имэет устав и в любых… я подчеркиваю… в любых условиях… обстоятэльствах обязана сражяться. Чьто же получылос на самом дэле? Говорыте вы, товарыщ Голиков.
Генерал Голиков, осунувшийся, с покрасневшими глазами, но из троих военных сохраняющий достаточно бравый вид, хотел говорить, но Сталин добавил:
— Ви можете сказать, чьто пэрэдупрэждали о… начале войны. Это так… Но вэдь ваэнная развэдка на то и ваэнная развэдка… чьтобы имэть исчэрпывающюю картыну сыл врага.
— Товарищ Сталин! Картина нападения ясна. И мы знаем теперь все номера наступающих армий, их корпусов, дивизий, иные до полков, имена их командиров, характеристики их самих и начальников их штабов. Дело не во внезапности. Ее фактически ни для кого не было. Всякому разумному человеку это ясно. Не ясно лишь, ПОЧЕМУ, — Голиков выделил это слово, — войска первого эшелона поддались такой панике, стали сдаваться, а у меня есть сведения, что некоторые части Западного фронта и в Прибалтике вообще без сопротивления сложили оружие и в полном составе сдались немцам…
— Такые свэдения эст и у нас, — хрипловатым басом сказал Берия (акцент его был еще более сильным, чем у Сталина), и стеклышки его очков-пенсне пронзительно блеснули. Молотов, Каганович и Маленков, присутствовавшие в кабинете Сталина, сидели не то как свидетели, не то как куклы.
Сталин, подняв ладонь, остановил Берию.
— А тепер… — сказал он, глядя то на Тимошенко, то на Жукова, — попробуйтэ опровэргнуть товарища Голыкова!
Маршал Тимошенко, сбиваясь в словах, начал объяснять, что директива поступила по округам в срок, но там, в округах, уже была передана с опозданием, ночью, что командиры боялись приказа открыть ответный огонь, считая обстрел немцами границы провокацией… Вылазкой… Части все-таки сражаются. Сейчас руководство Западного фронта пытается наладить организованное сопротивление… И, главное — управление армиями.
— А нам кажется… чьто оно наладыло… лыщь органызованное бэгство от противныка… — прервал его Сталин и указал ладонью на Жукова, как бы приказывая ему отвечать.
— Товарищ Сталин! — сказал Жуков. — Вы правы. Армия оказалась небоеспособной. Одно дело — игры и учения. Прогулки в Польшу, где фактически не было серьезного сопротивления. Другое дело — войска с подготовленным и беспощадным агрессором. Да, немцы не имели численного превосходства, и наше оружие лучше. Особенно танки «КВ». Но немцы почти уничтожили нашу фронтовую авиацию там в первые два-три дня. Войска лишились боевого прикрытия. А главное преимущество немцев — боевой опыт, которого у наших войск пока еще нет.