И еще, с постоянным раздражением воспринимая неудачи этих дней, Сталин с горечью думал: стоило ему ослабить свою власть, передоверить ее хотя бы частично, полагаясь на генералов и маршалов, — и все провалили, просрали (его слово), не смогли даже ничего противопоставить противнику своими приказами. Может быть, только сейчас он понял, что стоит приказ, подписанный наискось его не знающей пощады росписью: И.Сталин.
Историки-лжецы (ибо нет худших историков, чем воспитанные в советское время) еще будут хором обвинять его во всех грехах, а особенно в том, что он дал приказ не поддаваться на провокации и не уподобляться странам, куда гитлеровцы уже влезли подобным образом, и в том, что он санкционировал мирные заявления накануне самой войны, и в том, что он не давал приказа сбивать фашистские самолеты, залетавшие к нам (замечу нигде не говорится, что и наши самолеты-разведчики «по ошибке» залетали на территорию Польши, и их тоже не сбивали!). Но… Разве он давал приказ «хлопать ушами»? Не быть наготове? Разве нельзя было ту же авиацию распрятать, замаскировать, заменить макетами? Разве танки, какие бы ни были, не могут с ходу двинуться в бой? Любая внезапность должна предваряться, просчитываться заранее, умеряться боевой готовностью армии. ЛЮБАЯ внезапность! На то и есть армия и те, кому доверено командовать ею. Сколько раз за эти дни, сливающиеся в один, Сталин повторил эти слова, сопровождая их отчаянным матом! Крепче Сталина в Политбюро матерился только Каганович. (Для сведения о великих вождях: не ругались только Калинин и Щербаков.) Да руганью дела не поправишь.
Звонил телефон. Поскребышев докладывал: отступление продолжается. В Политбюро уже паника. Ищут его. Особенно Молотов, Берия и Вознесенский. Ворошилов «нашелся», просит отправить на фронт. Жданов просит, чтобы Сталин выступил по радио. У военкоматов очереди добровольцев исчезли. Разведка сообщает: ждут налетов на Москву. Подвалы спешно оборудуют под бомбоубежища. Как быть с Мавзолеем? В магазинах спешно раскупаются продукты, особенно мука, хлеб, сухари, сахар, консервы… Что предпринять? Противовоздушная оборона усилена истребительной авиацией и морскими зенитками, а также зенитками «Эрликон».
— Ждытэ… до завтра. Буду… — И, помолчав, добавил: — Эсли этым… растэревщимся… нэвтэрпежь… пуст утром… приэзжяют… Суда… Всо!
— Бэгут! — с еще большим раздражением сказал, бросая трубку и закрыв тумбочку, где находилась секретная «вертушка». — Бэгут! — Ходил по кабинету, по красной, такой же, как и в Кремле, ковровой дорожке. — Воюют… ногамы… Ногамы! А вэдь надо… рукамы ваэват! Побросали танки, пушки, самалэты! И куда болээ савэршенные! У Гытлера нэт таких тажелых танков. У нас «КВ»! Тэпэр оны захватят наше лучшее вооружениэ. Эще ладно, этот дурачина Кулик нэ дал развернут массовоэ производство рэактивных установок… Захватылы бы и ых!
Оставалась одна надежда на второй, резервный фронт, которым он поставит командовать Жукова. А если и этот будет прорван? Тогда — будет создан третий! И этим третьим и всеми вооруженными силами будет командовать ОН САМ!
Так в деталях складывался в эти два дня ЕГО план ведения войны, о котором «не знали» и не хотели знать нынешние громкие обвинители Сталина. Обвинители еще будут и будут. Обвинять, да еще задним числом, куда как легко. Безопасно и просто. Но давайте поступим, как в шахматной игре: снимем с доски самую тяжелую фигуру — ферзя, и пусть любой критикующий возьмется выиграть эту партию…
План разгрома фашистской Германии был по приказу Сталина разработан Генеральным штабом и его начальниками Жуковым, Ватутиным и Василевским еще в апреле. План был четкий, военный, со всеми стратегическими и тактическими особенностями. Он был доложен Сталину, и вождь в целом одобрительно отозвался о трудах воинственных генералов. Но план был чисто агрессивным, если можно так сказать, это был то ли негатив, то ли зеркальное отражение гитлеровского плана: напасть без объявления, навалиться всей силой. В две недели захватить Германию, а через месяц всю Западную Европу. Захватить — и получить истребительную войну от стран всего мира! Войну заведомо проигрышную, ибо никакая держава ни в прошлом, ни в ближнем, добавим от автора, будущем никогда надолго не может быть владеющей миром. И в этом убедились и убедятся все, кто такую бредовую мечту лелеял.
Итак, план был, но это был план саморазгрома, и потому он остался без сталинской подписи. Ведь Сталин был умнее и дальновиднее самых прославленных своих полководцев, и он совсем не зря носил позднее присвоенное ему звание генералиссимуса. Оно было точь-в-точь в соответствии с его военными заслугами. Об этом старались избегать упоминания лживые историки войны. Стремясь во что бы то ни стало обвинить Сталина в непредусмотрительности, в промедлении, даже в панике и якобы прострации, в которую он впал в конце июня, они забывают о том, что по приказу Сталина армии резерва начали выдвигаться на запад еще за месяц или даже два до начала войны, что военная промышленность была переведена на режим военного времени за год до войны, что Москва уже в 40-м была окружена тройным кольцом противовоздушной обороны, что по своей и военной разведке Сталин получил сведения о ракетах «ФАУ» и тяжелых трехчетырехмоторных бомбардировщиках «Ю-89» и «Дорнье-19», которых у Гитлера, к счастью, было очень мало — и потому он отложил воздушный удар по Москве до приближения к ней.
Почему-то забывают, что Сталин был не богом, а человеком. И как человек, даже весьма осведомленный в военных проблемах, он не мог представить, почему армия, лучше вооруженная и насыщенная техникой, разваливается под ударами танковых клиньев Гудериана, Гота и Клейста. Он сам никак не ожидал, что генералы, еще недавно столь активно игравшие на учениях и вроде бы грамотные и толковые в военном деле, окажутся неспособными справиться с профессиональными фельдмаршалами фашистской армии…
Вот почему, на два дня уединившись в Кунцево и работая над генеральным планом разгрома наступающих немцев, он задал им всем — генералам, маршалам, штабу — задачу: плюхайтесь, решайте, руководите — на то вы и военные, в конце концов, стратеги, академики войны. И такую, задачу задал Политбюро: попробуйте без СТАЛИНА!
И когда они наконец целой делегацией, почти все Политбюро, приехали в Кунцево, Сталин приказал, во-первых, у всех отобрать личное оружие (приказ этот действовал, кстати, до конца жизни Сталина), во-вторых, Власику: охране быть наготове, чтобы в случае попытки бунта арестовать их всех. Власик понял.
Заседания этого выездного Политбюро нет ни в каких учебниках истории партии, ни в документах, открытых для изучения, таких документов вообще, возможно, нет. Но они раскрыты во всех приказах Сталина и Комитета обороны, обнародованных в июле.
Все эти приезжавшие «вожди», члены Политбюро, напомнили ему толпу перепуганных интеллигентов, когда он принял их в большой столовой, служившей также и залом заседаний, пока на даче не был построен точно такой же второй этаж. Соратники смотрели на Сталина с выжиданием, тревогой и опасением.
Он прекрасно знал, что никакого заговора против его власти нет, все квартиры и кабинеты их прослушивались его разведкой, но надо было сыграть выбранную роль до конца.
— Ну чьто? Зачэм прыехалы? Арэстоват мэня? — мрачно спросил он под всеобщее молчание. — Или… — он помедлил… — ви нашлы лучшего руководытеля… А мнэ прыкажетэ подат… в отставку? Армыя разбыта… Армыя бэжит… Враг наступаэт… Кто тут… казол атпущэныя? Кто? Канешно, я, товарыщ Сталин. Так?
За длинным столом, куда все уселись, установилось перепуганное молчание.
— Нно… Ии-осиф… ннадо ккак-то… объяснить, — заикаясь сильнее обычного, пробормотал Молотов.
— Все вас ждут! — Каганович.
— Какой может быть разговор?! — с ужасом Ворошилов.
— Мы с вами, товарищ Сталин! — Маленков тут же…
— Мы всэ с вамы! — Берия.
Сталин своим, только ему присущим взглядом непроницаемо хитрого кавказца окинул присутствующих, переводя глаза с одного на другого, третьего, четвертого «вождя»… Сталин умел хранить внешнюю, простоватую как бы, иронию.